Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

Сидит здесь за ужином, смотрит на жену и говорит:

— Полночь. Тебе осталось жить пять часов, моя дорогая. Всего пять часов. Никто этого не знает. Не знают твои друзья. Не знаешь ты сама. Только я — я один знаю. Я и Смерть. Я и есть Смерть. Да. Для тебя. Я обездвижу твое тело и разум. Стану твоим хозяином и повелителем. Ты родилась и прожила свою жизнь лишь для этого короткого мгновения моего превосходства. Я управляю твоей судьбой. Ты существуешь лишь затем, чтобы я мог тебя убить.

Да, это отвратительно. Этот камень, и этот топор.

— Поднимись наверх, дорогая.

И за этими словами в его мыслях прячется насмешка. По темной лестнице в темную комнату, где ожидают топор и алтарь.

Я удивился бы, если он ее ненавидел. Нет, мне кажется, нисколько. Если история правдива, он принес ее в жертву ради своей выгода. Она просто оказалось для этого наиболее удобной и подходящей. Должно быть, его кровь была холодна, как вода под шапками вечной мерзлоты.

И вот комната, где все произошло. Я мог почувствовать здесь его, и точно так же я чувствовал ее.

Да, это даже забавно. Сейчас я чувствовал ее. Не как нечто материальное и осязаемое, но как некую силу. Что-то, что прожигает взглядом спину, но исчезает, едва обернешься. Что-то прячущееся в глубине теней, сокрытое внутри жертвенного камня. Плененный дух.

— Здесь я умерла. Здесь окончилась моя жизнь. Одна минута. Вот я жива и ни о чем не подозреваю. А вот я уже низвергнута в предельный ужас Смерти. Клинок топора прошел сквозь мое наполненное жизнью горло и отсек ее от меня. Теперь я лишь жду. Жду кого угодно, потому что у меня не осталось других желаний, кроме мести. Я не личность и не дух. Я просто сила — та сила, что была создана, когда жизнь покинула мое перерубленное горло. И лишь одно чувство наполняет меня с момента смерти, чувство всеобъемлющей, космической ненависти. Ненависти к внезапной несправедливости того, что со мной произошло. И когда я умерла, родилась эта сила. Она — это все, что после меня осталось. Ненависть. Сейчас я жду, но придет время, когда я смогу дать ненависти выход. Убивая, я чувствую, как ненависть растет во мне, обретает плоть и крепнет. И на короткое мгновение вместе с ней расту, обретаю плоть и крепну я. Могу вновь ощутить себя настоящей, хотя бы ненадолго примерить одежды жизни. Лишь окружая себя ненавистью, я могу выживать в смерти. И вот я крадусь, крадусь здесь в комнате. Останьтесь подольше, и я вернусь. Найду ваше горло, ударю по нему клинком и вновь ощущу экстаз реальности.

Старый зануда продолжал раскручивать историю, но, погруженный в собственные мысли, я не слушал его. Неожиданно что-то сверкнуло в его руках, застыв неподвижной тенью в свете свечи.

Топор.

Я почувствовал еще прежде, чем услышал, как Дейзи выдохнула:

— Оооох!

Опустив взгляд, я увидел два голубых зеркала ужаса, в которые превратились ее глаза. Если даже я вдоволь заморочил себе голову, то можно было представить, что успела навыдумывать она. Старикан продолжал вещать, при этом поигрывая в руках топором, чья отточенная до остроты лезвия кромка полностью приковала к себе мой взгляд и мысли. Все вокруг перестало существовать, когда я смотрел на этот символ Смерти. Вот она, единственная причина всего произошедшего — не безумный мужчина, и не несчастная женщина, но топор. Орудие, несущее забвение. В тот момент мне казалось, что ничто в мире не сравнится с ним по величию: ни разум, ни власть, ни любовь, ни даже ненависть.

Мужчина опустил топор на пол, и я перевел взгляд, ища глазами Дейзи, вернее что угодно, лишь бы прогнать из сознания этот притягивающий образ и рождаемые им черные мысли. И тут я увидел лицо своей жены — по выражению застывшего ужаса оно напоминало маску Горгоны.

Она начала оседать на пол, но я успел ее подхватить. Толстяк наблюдал эту сцену с искренним изумлением.

— Моей жене дурно, — сказал я.

В ответ он принялся моргать. И проделал это не один десяток раз. При этом выглядел даже отчасти польщенным, по всей видимости, записав случившееся на счет мастерски рассказанной истории.

Что ж, очевидно планы менялись. Теперь мы вряд ли успеем добраться до Валоса даже к вечеру.

— В доме есть место, куда ее можно положить? — спросил я. — Только не в этой комнате.

— В спальне моей жены. Она дальше по коридору.

Жены? Да неужели? Как там говорил этот мошенник — никто не остается здесь после темноты?

Но сейчас было не время цепляться к мелочам. Я вынес Дейзи из комнаты и, растирая ладони, перенес, куда указал хозяин.