Майкл Смит - Ханна Грин и ее невыносимо обыденное существование [litres]

Дьявол продолжал тереть стену, смахивая землю с одной стороны ворот, пока не расчистил в вертикальной стойке узкую щель, примерно в дюйм шириной и четыре дюйма высотой. Он поднял левую руку, вытянул сомкнутые пальцы, будто готовился нанести удар карате, и просунул их в щель.

А потом повернул руку влево. Раздался лязг, гулкий и какой-то ужасающий. Как будто понимаешь, что натворил что-то плохое и теперь этого не изменить.

Ворота медленно распахнулись, и Ханна увидела, что они вовсе не увязли в земле.

За ними зияла дыра. Будто вход в туннель.

Или пасть.

Они вошли внутрь. Ханна держалась поближе к дедушке. В туннеле было не так темно, как в ущелье, – почти сумрачно, как вечером облачного дня, когда дневной свет отступает перед напором ночной тьмы. Под ногами росла короткая трава. По ней уходила в сумрачные тени пыльная тропка. Тени были как в лесу, хотя деревьев нигде не было. Только низенькие кустики там и сям. А больше ничего. Тени пришли сами, принесли с собой пыль и тишину.

Пройдя ярдов десять по тропе, Ханна оглянулась. Теперь и за спиной тропа тянулась в дальнюю даль. Ворота исчезли.

А тот, кто попадал сюда, оставался здесь.

На миг Ханне послышались какие-то звуки – звон посуды, неразборчивый гул голосов, как в шумном ресторане. Потом все стихло, и тишина стала еще тише.

Дьявол, высоко подняв голову, устремился вперед по тропке, а потом перешел старый деревянный мостик над медленной речушкой с густой черной водой. Ветроцап прекратил светиться и бросился следом. Ханна старалась идти вровень с дедушкой, но все-таки отстала.

– Подожди, – сказала она.

Он ее не услышал.

Ханна осталась одна.

Кое-что не изменилось. Низкое безликое небо, озаренное тусклым табачно-охряным сиянием. Тишина. Не совсем тишина. Звуки были приглушенными, словно доносились из дальних комнат, отгороженных толстыми стенами. Подслушанные звуки окружающих. Звуки, рассказывающие чужие истории, к которым ты был непричастен. Звуки, которые оставляли тебя в одиночестве, сейчас и навсегда.

Ханна шла по улице жилого квартала, усаженной деревьями. Улица была знакомой, но Ханна такой ее никогда не видела. Машин не было. Листва на деревьях была серой. Дома, точнее, словно бы дома были прямоугольниками с крышами. Не было ни дверей, ни окон. Они наводили на мысль об укрытии, только и всего. Дома выглядели неприступными. Подчеркивали одиночество.

Улица оканчивалась тупиком. За ней начиналась лужайка. Деревья стали выше. Сосны, эвкалипты и пара секвой. На лужайке стояли столы для пикника – пустые, старые, заброшенные. К ним уже давно не привязывали воздушных шаров в день рождения.

По лужайке вправо уходила тропа. Ханна прошла по ней до конца, до затененной тьмы, и лишь сейчас поняла, что стоит высоко-высоко. Потом она взглянула на ландшафт и…

Это был парк «Оушен-вью».

Ханна заморгала и огляделась. Да, конечно, она знала, где это. Это был парк в Санта-Крузе, на другом конце города от теперешнего дома Ханны. Она с родителями часто ходила сюда, когда была маленькой и они жили в восточной части города, когда все было прекрасно, когда ее окружали лишь тепло, вкусная еда, игры и сладкий сон – ну, и иногда мультики по телевизору.

Ханна осторожно подошла к обрыву. Что-то было не так. Отсюда должен быть виден пляжный променад. И, конечно же, океан, давший название парку, и широкое устье реки Сан-Лоренцо, через которую все еще перекинут деревянный остов заброшенного железнодорожного моста, и парк развлечений на променаде, с аттракционами и «Гигантским ковшом», и…

Но там ничего не было. Только туман.

Ханна повернулась и побежала по тропе, громко окликая дедушку и стараясь не паниковать. Она не могла вспомнить, когда они расстались. Сейчас его здесь не было. Это она точно знала. Здесь никого не было.

Место было мертвым. Совершенно безжизненным.

За высокими деревьями и за столиками для пикника виднелись качели для малышей. Чуть дальше, вниз по пологому склону, стояли качели для детей постарше. Ханна помнила, как в первый раз набралась смелости покачаться не в малышовых корзиночках, а на настоящих взрослых качелях с открытыми сиденьями на железных цепях, удерживаемая только силами инерции и притяжения.

Папа сначала засомневался, но она ему доказала. «Ух ты! – восхитился он и с непонятной грустью добавил: – Уже совсем взрослая».

Ханна помнила, как потом подбежала к маме, как мама ее обняла и тоже сказала, что дочка у нее выросла. Именно тогда Ханна стала не малышкой, а большой девочкой и впервые оставила часть своей жизни позади.