Татьяна Замировская - Земля случайных чисел [сборник litres]

Довез его до кладбища, высадил, указал – вон ворота главные, вон там деревня и дом твой, тебе куда, сам решай.

– Мне домой, – ответил, постепенно вспоминая события уже такого далекого сегодняшнего дня, – домой, в дом.

В практически нежилой деревне горели ночные окошки старенького дома, где он вырос.

– Ну, твое дело, – пожал плечами старик. – Хошь, иди домой, я вмешиваться не буду, но в лес, мать твою, чтобы больше не совался, понял?

– Понял, – закивал он, – не буду.

И пошел домой.

Пустой ночной двор казался нестерпимо, невыносимо маленьким: крошечный колодец, ветхий сарайчик, в котором больше никого живого; а ведь было сено, двор, курочки, все в каком-то неясном, невозможном сиянии прошлого, промчавшемся мимо, как такси. Что-то звякнуло, когда заходил в дом, хотя изо всех сил стараясь не греметь щеколдой, заворочались девочки.

– Слышала? – зашептала одна из них. – Кто-то прошел только что, я видела, дверь открылась.

– Дура, тебе мало ужасов, спи давай, – зашипела на нее вторая.

Прошел в соседнюю комнату, лег на кровать, подумал: наконец-то я дома.

Проснулся на рассвете, вышел на крохотную кухоньку, снова удивившись тому, какое все маленькое, запущенное, жалконькое.

Девочки сидели за столом и раскладывали по липкой клеенке стаканы и блюдца.

– Папа, может, давай билеты поменяем и пораньше домой полетим? – зло спросила Катя. – Я чо-то после вчерашнего отойти не могу.

– Тебе, наверное, тут не надо оставаться, пап, – кивнула Жанна. – Ты говорил, братья твои, типа, ненормальные, устроят тут концерт, а сам что вчера устроил?

– Я всю ночь не спала, – пробормотала Катя, наливая себе какую-то густую черную жидкость – не кофе! – из старенького фарфорового чайника, и он тут же понял – это мамин чайник, мама когда-то давно принесла с работы сервиз, и все разбилось со временем, а чайничек остался.

– Это мамин чайник, – сказал он. – Я тут так давно не был. Полетим через три дня, ну что вы, три дня не потерпите.

– Что ты вчера вообще нес? – строго спросила Жанна. – Ты это потому что пьяный был, что ли? Я думала, поседею, блин. Вот говорила нам мама, что не надо ехать. Мы все равно деда почти не знали и не помнили. Ну, хотя нет, теперь вот уж не знаю, до вчерашнего дня, наверное – а, ты это хотел услышать? Это?

– Так, что такое вчера было? – спросил он.

Катя дернула Жанну за рукав. Жанна начала испуганно тараторить:

– Ничего, пап, ничего. Может, ты выпей водички и поспи еще? Еще рано. У тебя вид такой, ну, непроснувшийся. Ну и когда дядьки проснутся, тоже неприятный разговор может быть. Ты им вчера наговорил такого, что они тебя чуть не убили. Про наследство, еще про разговоры какие-то с тетей Леной, если бы не мы, они бы точно убили тебя, вот правда.

– Не, Жанк, это не мы. – Катя уже дергала Жанну за руку судорожно и резко. – Не мы, стой, перестань. Они от него отстали, когда он начал их разговоры в больнице пересказывать слово в слово. Дядя Мирик так вообще заплакал и сразу ушел.

– В какой, мать вашу, больнице? – начал было уже возмущаться он. Воспоминания о вчерашнем дне, действительно, были нечеткими: вроде бы там был какой-то двойник, но чей? К чему вообще двойник? К смерти в семье? Но у них и так были похороны.

– Пап, ни в какой, ну ты же сам не помнишь, и слава богу, – всхлипнула Жанна. – Иди спать, пожалуйста. Тебе проспаться надо после вчерашнего. Вот, вот твой стакан воды, ты просил в старости подать.

И начала совать ему в руки граненый стакан, до краев наполненный водой. Сами девочки, кажется, пили этот непонятный кофейный напиток.

Выпил воду, вздохнул, вышел из кухоньки. Девочки провожали его мрачными недоверчивыми взглядами. Лег на кровать и снова отключился – и именно в этом быстром, похмельном, суетливом утреннем сне ему в первый и в последний раз после этого дня приснился отец: живой, строгий и немного торжественный.

– Спасибо тебе, – сказал отец. – Я так хотел со всеми нормально попрощаться, думал, не выйдет. А благодаря тебе вчера вот со всеми попрощался, всем все сказал, что хотел. Доволен я. Ой как доволен. Хорошо попрощался со всеми, ой хорошо.

– А со мной? – спросил он, но у него не открылся рот, и из него не донеслось ни звука. – Со мной попрощался?

– А с тобой – нет, – радостно и мстительно ответил отец и растаял в душном утреннем осеннем воздухе.

Когда он снова вышел на уже заполненную, хлопотливую полуденную кухню, братья и их жены старательно отводили глаза, а девочки уже начисто забыли обо всем: нашли где-то огромного рыжего кота, разложили его на дощатом полу, чесали в четыре руки ему молочное полосатое брюхо, хохотали и кричали: «Блоха, вот тут блоха пробежала!» По полу туда-сюда плясало прорывающееся сквозь занавесочный ветер солнце, кот щурился и встряхивал усами, а во дворе колокольчиком в тон смеху звенела насаженная на ветхую щепу покосившегося забора стеклянная баночка из-под майонеза.