По утрам наши головы похожи на накачанные раскаленным воздухом шары для боулинга.
Анна-Мария говорит, что ощущает себя насосом, качающим жидкий бетон. Я отвечаю, что ощущаю себя таким же насосом, только качающим застывший бетон – причем качающим довольно успешно.
Анна-Мария спрашивает, зачем мы насобирали их столько. Я отвечаю, что мы, вероятно, настолько не могли поверить в необъяснимое, что интуитивно действовали по привычной схеме – мы еще ни разу не отпускали освобожденное животное, а обязательно возвращали его хозяину. Кто хозяин этой оравы зверей, суммарно тянущих на 25 тысяч? И необходимо ли нам будет встречаться с этим хозяином? Все сыпалось, все шло не так, не туда. Мы были внутренне готовы к тому, чтобы развесить по окрестностям объявление о потерянном коте и вернуть нашедшему все наши шальные деньги, – мы представляли, как будем рыдать от счастья, обнаружив, что нашего котика нашли какие-то другие страдальцы, выписывать пьяными трясущимися руками чек («какие-то упоротые» – явно решат наши спасители), бежать домой с котом в переноске, чтобы поскорей выпустить его вместе с остальными Уильямами Блейками, – не к нам, не к нам они придут следующей ночью, снова отягощенные этой неисчезающей, невыпиваемой жестокой любовью!
Но увы, только наша велосипедная кармическая дивизия способна на то, чтобы поймать тихого сгорбленного кота, крадущегося чужими садами в магическую апрельскую пустоту. Ни к кому, кроме нас, не придет Уильям Блейк, никто не назовет его по имени – возможно, та женщина смогла назвать (вот почему имя на объявлении и то тайное имя, которое могла знать лишь я, совпадали) – здесь наша благодетельница, наша замученная злая фея и ошиблась, и мы могли разгадать эту ошибку еще до того, как заматывали голову Уильяма Блейка в полотенце избавления, но не предусмотрели, не поняли предупреждения, и все пошло не так. Мы заканчиваемся, нам смерть. Завтра приедут хозяева дома. Анна-Мария открывает дрожащими ладонями крышку лэптопа и верстает красивые объявления о пропаже самого любимого кота во Вселенной. Красивый жест отчаяния.
– Надо валить, – говорю я. – Это дыра в программном обеспечении, допустим. Мы ее обнаружили и использовали для работы, а потом она нас поглотила. Берем деньги и сваливаем из этого проклятого городка, и пусть Уильям Блейк приумножается не нам, а этим чужим людям.
За дверью кто-то пищал и стучался маленькой твердой головой в дверь. Это пришел Шестой, фактически седьмой, если считать самого первого Уильяма Блейка. Оказалось, что, если Уильяма Блейка не освобождать от любви, он перестает быть робким, требуя положенного, обещанного ему необъяснимым зовом, счастливого опустошения.
– Я должна помогать, – глухим голосом сказала Анна-Мария и выскользнула за дверь. – Но это последний. Меня сейчас вырвет прямо на кота, а потом я лягу там в тюльпаны и сама уйду в почву водой, как размороженная лягушка, которая испортилась за зиму. Слишком долгая зима, нет сил удерживаться в теле. Крадем машину, бежим в Мексику, и за нами костяной змейкой будут струиться эти веселые ребята, шоссейный мираж, кошачий суп. В следующий раз приду сюда коровой, и меня будут доить три чертовых раза в день до самой до смерти (все это она говорила, расходясь предсмертными водяными кругами вокруг вертлявого, задумчивого Уильяма Блейка).
– Some were born to sweet delight, some were born to endless night, – отвечала я, как положено ситуации.
– Шоссейный суп, – повторила Анна-Мария. – Слушай, а помнишь, хозяйка его говорила, что видели там на дороге похожего кота раздавленного, может быть, к нам снова мертвое животное пришло, а мы не разобрались и отдали?
– Тогда бы вышло, как с Песочком. Мы бы не могли его удерживать столько времени. Было бы то же самое. Ты помнишь, что вышло с Песочком?
– Не вышло бы. Она знала, как его зовут. Если она знала, как его зовут, значит, она тоже из наших. И, видимо, жутко его любила. Поэтому и вышло так.
Это было бы похоже на озарение, если бы нам не было так плохо: весь мир вокруг был затемнение и помехи.
Мы вернули Блейка! Мы по-настоящему его вернули!
– Короче, это седьмой, последний, все ясно, ясно, – затараторила я. – Выдержим. Домучаем как-то, если начали. Он должен целиком вернуться, он пока у нее частично только, мы почти все части собрали, эта последняя, и потом будет целый кот у нее там. Сейчас не очень целый, воет ночами явно, дерет стену, жует сумку, пугается вареного яйца и огурцов, что там еще делает неполное, неокругленное, не до конца вернувшееся животное.
Читать дальше