Наталья Тимошенко - Ненастоящие [litres]

– А почему Михаил Скороходов не мог пользоваться деревней после смерти жены? – не понял Дементьев. – Деревня-то осталась.

– Деревня осталась, но чтобы поместить туда копии и заставить их поверить в то, что они сами туда переехали и давно там живут, нужно обладать магией, которой у Скороходова нет. Вот он и оставлял копии просто в подвале. Но оригиналы и копии не должны существовать в одном мире, потому что копии не перестают перетягивать на себя жизнь оригиналов. Забрав болезни, они берутся за мысли. Магическая связь не разорвана, понимаете? Примерно это я объяснял вам, когда думал, что это связь между человеком и демоном. Здесь все происходило так же. Человек слышал голос, потом эти же голоса начинали слышать и другие вокруг него. И голос этот принадлежал копии, то есть как бы самому человеку, хоть и немного искаженный. Еще и поэтому люди так быстро начинали верить и поддаваться ему.

– Собственные органы всегда приживаются лучше, чем донорские, – хмыкнула Саша.

– Вы абсолютно правы, – улыбнулся ей Нев. – Но копия ощущала себя копией, понимала, что она чужая в этом мире и что этот мир не родной для нее, и внушала эти мысли человеку, сводя того с ума и заставляя пытаться все исправить. Ну а после смерти человека копия теряла связь с этим миром и, помещенная в деревню даже без специальных ритуалов, все равно приживалась там под воздействием атмосферы самой деревни. Это получалось даже у Михаила Скороходова. Но без Ангелины ситуация стала выходить из-под контроля: Михаил не мог регулировать порталы и исцеляющие силы с той стороны, и они сами выбирали для себя кандидатов. Так и попали под раздачу те, кто не должен был.

Нев замолчал, ожидая вопросов, и они не заставили себя долго ждать. Первой отозвалась Саша.

– А как вы все-таки поняли, что копии именно те, кто был в подвале, а не мы? – По чуть взволнованному голосу стало понятно, что этот вопрос волнует ее до сих пор. – Ведь логично было предположить, что копии – именно те, кто избавился от болезней. Собственно, так мы и думали.

Нев улыбнулся и кивнул, давая понять, что ответит на вопрос дальше.

– За это нам стоит благодарить Айю.

– Айю? – удивился Войтех.

– Именно. Вы ведь встречались с ней, едва вернувшись из пансионата?

Войтех кивнул, припоминая мимолетную встречу в коридорах ИИН.

– Она тогда приходила ко мне, чтобы подправить свою защиту, а потому на некоторое время осталась без нее и, конечно, прекрасно чувствовала все ваши эмоции. Когда она пришла за обновленной защитой, вы уже снова были в пансионате, и вопрос о том, кто копия, а кто оригинал, стоял остро. Она почувствовала мое волнение и спросила, что случилось. Я и рассказал. Вы же знаете, что для Айи все люди, в том числе и мы, – сплошной клубок чувств и эмоций. Честно говоря, иногда мне кажется, что эта девушка не столь хорошо различает наши лица, как эмоциональный фон. Она и заверила меня, что те вы, которых она встретила неделю назад, – настоящие. Да, она сразу заметила в вас некоторую перемену, но была уверена, что вы настоящие. Конечно, оставалась вероятность ошибки, но я все же решил ей довериться. И, как видите, она оказалась права.

Саша нахмурилась, но ничего не сказала. К Айе у нее было двоякое отношение. С одной стороны, Саша прекрасно помнила тот момент в деревне Пермского края, когда Айя сожгла свой паспорт, явно не желая, чтобы кто-то увидел его. С другой – за все месяцы жизни в Санкт-Петербурге и работы на Институт она не сделала ничего предосудительного. Войтех как-то дал понять, что знает тайну, которую она скрывает, но не видит в ней ничего страшного. И Саша решила ему поверить, втайне надеясь, что рано или поздно узнает тоже. А теперь и вовсе она была обязана Айе, так что следовало ее благодарить, но ее тайна все равно не давала покоя.

– И еще кое-что осталось мне непонятным, – сказала она. – Как жители деревни приходили в пансионат? Ведь он-то – не кладовка, выражаясь вашими аналогиями. Да и мы были в деревне на пикнике, ели там. Как?

Нев снял очки, неторопливо протер стекла чистой салфеткой, а затем вернул их на место.

– Кое-чего я и сам не понимаю, поскольку не был в деревне и знаю все лишь с ваших слов, – признался он. – Думаю, попадая туда, человек оказывается под некоего рода гипнозом самого места. Вам кажется, что вы ели и пили там, как и самим жителям кажется все то, что с ними происходит. Где-то там, на тропинке между пансионатом и деревней, проходит граница этой «кладовки».