Джо Холдеман - Могильщики

Мою жизнь осложняет хроническая бессонница, но пусть. Нисколечко не хочу с ней расставаться. Началась она двадцать лет назад, со службы во Вьетнаме. С могильщиков.

В джунглях покойники очень быстро теряют вид. Всего пара часов, а потом трупное окоченение — и с ними уже тяжело справляться, тяжело засовывать в мешки. К этому времени мёртвые тела на открытых участках из белых или жёлтых становятся зеленоватыми. Кожу по большей части облепливают насекомые, как правило, муравьи. Затем трупы чернеют и начинают смердеть.

Распухают и лопаются.

Вы, наверное, думаете, что после этого муравьи, тараканы, жуки и сороконожки разделываются с ними в два счёта, но это не так. Как только внешний вид и вонь становятся омерзительными донельзя, насекомые теряют к мертвецам интерес, прикидываются чистюлями и идут обедать в другое место. Разве что мухи исключение — откладывают яйца.

Что забавно, если трупы не растерзает какой-нибудь крупный зверь, то и через неделю с лишним, вы получите отнюдь не голый скелет. Даже подобие лица останется. Впрочем, без глаз. Время от времени такие тела к нам попадают. Не слишком часто, так как солдаты редко гибнут в одиночестве и не валяются подолгу, если только иногда. Мы называем таких «сушёными». Снизу и внутри они, конечно, всё равно сырые, но в остальном, как мумии, прожаренные солнцем.

Когда говоришь, что ты из похоронной службы, «могильщик», людям кажется, будто у тебя чуть ли не самая скверная работа в армии, но это не так. Знай себе днями напролёт открывай мешки с трупами, разбирай какому жетону принадлежат та или иная часть тела — впрочем, обычно это не так уж важно — пришивай её тяп-ляп большущей иглой, описывай содержимое бумажников и ювелирку, тырь из карманов травку, укладывай тела в гробы, опечатывай крышки, заполняй бумаги. Как гробы скопятся, вези в аэропорт. Первую неделю, может, и туго, но где-то через сотню, когда привыкаешь к запаху и избавляешься от гадливости, начинаешь думать, что открывать мешки для трупов лучше, чем лежать внутри самому. Могильщиков размещают в безопасных местах.

Поскольку я прошёл в колледже базовый медкурс, мне доставались задания поинтереснее. Капитан Френч — патологоанатом и, по сути, командир нашей части, всегда брал меня с собой в поле, когда ему приходилось осматривать трупы in situ, на месте, что случалось, ну, может, от силы раз в месяц. В таких случаях я расхаживал крутым парнем, с сорок пятым калибром в наплечной кобуре, но никогда не пускал его в ход. В меня тоже никогда не стреляли, кроме одного-единственного раза.

Адская была заварушка. Забавно, как врежется что-нибудь в память, нипочём не вытравишь.

Обычно, если мы работали in situ, речь шла о следственном разбирательстве, например, подозрении, что офицера прикончили подчинённые. Мы фотографировали, опрашивали народ, а потом Френчи забирал жмурика на аутопсию, чтобы глянуть, чьи пули — американцев или вьетнамские.

Впрочем, пули ещё ни о чём не говорили. Вьетконговцы воровали оружие у нас, а наши парни, если заполучали вражеские автоматы, пользовались АК-47. Понадёжнее М-16, и патроны убойней. Обе стороны доказывали это раз за разом.

Обычно Френчи отсылал рапорт в дивизию, и этим всё заканчивалось. Правда, однажды ему пришлось свидетельствовать перед военным трибуналом. Того малого признали виновным, но ограничились пожизненным. Его офицер был настоящим засранцем.

Как бы то ни было, около пяти вечера нам позвонили, чтобы мы осмотрели тело in situ. Френчи попытался отложить это до завтра, чтобы ненароком там не заночевать. Однако малый на том конце провода имел чин майора и явно тем гордился, так что возражения ничего не дали. Я взял два рюкзака с притороченными снизу одеялами и надувными матрацами и закинул внутрь сухие пайки, пиво и пару фляг. Коробку патронов к сорок пятому и несколько ручных гранат. Затем я сходил за джипом, а Френчи тем временем собрался в дорогу и позаботился о том, чтобы док Картер не напился вусмерть и смог принять жмуриков, когда прибудут. Вообще-то, это док Картер считался нашим командиром, только его не особо заботила работа.

Я подвёз нас к взлётной полосе, а там — чудеса! — вертолёт крутит лопастями вхолостую, ждёт. Уже тогда можно было бы заподозрить подвох. Не такие мы важные шишки, а получить вертушку столь близко к закату не просто. Нам даже помогли загрузить снаряжение — и в путь!

Я не так часто летал вертолётами, чтобы это стало чем-то обыденным. В лучах низкого, золотисто-рыжего солнца Контум выглядел почти красивым. Правда, пришлось сесть меж двух огнемётов, что несколько напрягало. По их бакам шла надпись «НЕ КУРИТЬ!», а стрелок у двери спокойно пыхтел сигаретой.