Роберт Блох - Рассказы. Том 4. Фатализм [Компиляция, сетевое издание]

Если только…

В душе Вейна зародилась безумная надежда. А что, если найти старика, поговорить с ним разумно, может, и нашелся бы какой-то выход? Может, все обратится в шутку? Рассеянный образ жизни повлиял на его рассудок, изрядно подорвал нервы. Он знал, что надо идти, но никак не мог решиться.

Наконец, Вейн надел поношенный черный плащ, не вязавшийся с его новым дорогим костюмом.

Снова побрел он по бедным улицам, отыскивая в сумерках лавку.

Снова в затхлой тьме звякнул звонок, и Вейн вошел в ломбард.

На ощупь подошел к прилавку, один во мраке, и стал ждать.

Тени сгущались за пустым прилавком, и Вейн заглянул за него.

Из-под прилавка что-то показалось — что-то белое, неопрятное, невероятно старое. И Вейн увидел лицо странного старика. Узнав Вейна, он сощурил глаза.

— Вернулись, — прошептал он. — Но, мистер Вейн, вы пришли раньше срока. Возможно, что пунктуальное выполнение моих обещаний вынудило вас быть таким же точным в выполнении своих обязательств.

Вейн рассеянно кивнул. Он заметил вдруг с необъяснимым ужасом, охватившим его, как руки старика начали судорожно искривляться и тянуться к нему по прилавку. Его пальцы походили на длинные желтые когти, они царапали деревянную поверхность, как бы желая схватить, вонзиться, обладать.

За желтой сморщенной маской, обозначившей улыбку, Вейн почувствовал, какой голод мучает старика. Этот голод не был обыкновенным голодом смертных — это было непреодолимое желание, всепоглощающая страсть обладать тем, чем невозможно обладать, получить то, что нельзя дать.

Потом послышался голос, обуреваемый той же алчностью, пульсирующий той же черной жаждой.

— А картина, мистер Вейн, где моя картина?

Справившись с нахлынувшим на него отвращением, Вейн отрицательно покачал головой.

— Я еще не закончил ее. Вот почему я и пришел сюда. Я хотел бы поговорить с вами об этой картине.

Когти на прилавке сжались. Прищуренные глаза сверкнули в лицо Вейна. Он уклонился от их взгляда.

— Нам не о чем говорить. Мы заключили сделку. Я выполнил свою часть. Вы должны выполнить свою. Где картина?

Вейн выдавил улыбку.

— Да, ваш вопрос справедлив, — сказал он. — Вы сказали, что хотели бы иметь одну из моих картин, и вот почему я к вам зашел. Я бы хотел выяснить, какую именно картину вы хотели бы иметь.

Может быть, вас устроила бы одна из моих ранних работ — пейзаж, например?

Старик вдруг загоготал. Как будто заулюлюкали из преисподней.

— Пейзаж? Очень умно с вашей стороны, сэр. В самом деле, очень умно. Пейзаж!

— Но.

— Мы договорились о портрете, мистер Вейн. О портрете человека. О таком портрете, который захватывал бы душу.

Только вы, мистер Вейн, можете создать такой портрет.

В его голосе не было жалости, и в сердце Вейна не осталось надежды.

— Душа, — прошептал он. — Почему вы все время говорите о душе?

— По очень серьезной причине, — тоже прошептал старик, но его слова отзывались в ушах Вейна громовыми раскатами. — Потому, что вы заложили мне свою душу. Если через две недели вы не выкупите ее другой душой, я предъявлю на вашу душу свои права. Полные права.

— Но это значит, что кто-то другой…

— Будет принадлежать мне, вечно, — кивнуло существо за прилавком. — Мы заключили сделку. Или ваша душа или чья-то еще. Чей портрет вы дадите мне, не имеет ни малейшего значения. Я возьму любой, но обманывать меня нельзя. Вы должны работать честно, так, чтобы в портрете отразился ваш Гений.

И не дав Вейну опомниться, старик продолжил:

— Между прочим, мистер Вейн, это очень выгодная сделка для вас. Предположим, вы хотите от кого-то избавиться. Ну напишите для меня портрет этого человека. Мы оба будем довольны.

Принесите мне портрет, расписку, и все будет проделано законным образом.

У Вейна все поплыло перед глазами.

— Другого выхода нет? — пробормотал он.

— Другого выхода для вас нет. Значит, я жду вас через две недели. Всего хорошего.

Вейн повернулся и слепо, неровными шагами направился к двери.

Позади него кашлянул старик.

— Между прочим, я слежу за вашими успехами и очень вами доволен. Разрешите дружеский совет — не слишком увлекайтесь женщинами: они уже давно мои союзницы.

Короткий смешок звенел в ушах Вейна, когда он выбирался из лавки и брел по сумеречным улицам к себе домой.

Вейн был бессилен. У него не было выхода. Он должен написать портрет, в котором бы сияла душа модели. Он должен отдать этот портрет старику, отдать ему душу, которой бы тот утолил свою невиданную страсть.