Мне показалось, что в окне слева, когда мы поднимались по ступенькам крыльца, слегка шевельнулись шторы, но, возможно, я ошибся. Орландо Краун нажал на кнопку звонка, и из дома донесся угрюмый вой. Дверь открыла желтолицая мексиканка. Она смахнула пот с усов, вытерла рукой прядь спутанных волос и сказала:
— Да, что угодно?
— Миссис Хаббард. У нас назначена встреча.
— Я скажу ей. Подождите здесь.
Орландо Краун последовал за ней в холл, а я зашел за ним. Коридор был темным и узким, как чулан. И, как в чулане, пахло нафталином и затхлостью. По обе стороны коридора располагались двери, и девушка вошла в ту, что справа. Мы уселись в плетеные кресла и стали ждать. Мой стул стоял рядом со столиком, заваленным потрепанными журналами. Я взял один из них. Это была копия кинообозрения за январь 1932 года. Орландо Краун улыбнулся мне.
— Похоже, это будет интересно, — шепотом признался он. — Знаешь, обычно есть два типа таких людей. Первый — это старомодный рэкетир — из тех, что ставят большой фальшивый фасад, черные шторы, медные гонги и музыку на органе. Вторая группа занимается обезоруживающей простотой: кляп «естественной среды». Судя по всему, миссис Хаббард принадлежит ко второму типу.
— Как случилось, что вы выбрали ее? — спросил я.
— У меня не было особого выбора, — пожал плечами Краун. — Видите ли, большинство экстрасенсов в этой части страны знают меня в лицо или благодаря репутации. Люто ненавидят, конечно. Но эта миссис Хаббард — новичок.
Он достал и закурил сигарету. Я откинулся на спинку стула и принялся разглядывать фотографии таких современных комических знаменитостей, как Гарри Лэнгдон, Джимми Финлейсон, Энди Клайд и Слим Саммервилл.
Тишина стала гнетущей. Она окутывала, сводила с ума. Зал превратился в огромный гроб. Время шло, но что такое время, когда ты внутри гроба? Кроун притушил окурок сигареты. Я сидел и слушал, как черви пробираются сквозь дерево. Потом дверь открылась, мы подпрыгнули, и девушка-мексиканка сказала: «сюда».
За дверью была обычная гостиная — «приемная» тех дней, когда был построен этот дом, — заполненная обычной резной дубовой мебелью, которую мог бы держать в руках современник королевы Анны. Обои парижского зеленого цвета были затенены во многих местах большими распятиями Христа в медитации, экзальтации и агонии.
Центр комнаты занимал «обеденный гарнитур»; шесть стульев и круглый стол. Миссис Хаббард сидела в одном из кресел, положив локти на стол. Она точно не была миссис Хаббард — боле точным эпитетом было бы «Матушка Хаббард». Толстая, пухлая, краснолицая женщина лет сорока пяти, со свиным пухом на руках и подбородке. Жесткие каштановые волосы были собраны в пучок на затылке под черным платьем с высоким воротом. Было что-то трагическое в ее глубоко посаженных глазах — здесь, если я когда-либо видел таких, была женщина, которая страдала. От похмелья.
— Приветствую вас.
Ее голос был таким же мощным, как и ее тело. Он отскочил от стен и взорвался в наших барабанных перепонках.
— Вы очень проворны, мистер Блох.
Я молча кивнул. Конечно, Орландо назвал мое имя в качестве прикрытия.
— И вы, я вижу, привели с собой гостя.
— Да. Я думал, вы не будете возражать.
— Это…
— Я знаю. — Миссис Хаббард слегка улыбнулась. — Пожалуйста, садитесь, а я постараюсь убедить скептически настроенного мистера Орландо Крауна, что я действительно экстрасенс.
Брови Крауна приподнялись, когда его зад опустился в кресло. Он начал было отвечать, но мексиканка снова открыла дверь и впустила в комнату еще четырех человек. Мы повернулись и уставились на толстого краснолицего мужчину с усами, дородную матрону в цветастом ситцевом платье, бледную блондинку в очках и худую седовласую женщину, которая теребила свои коралловые бусы.
Миссис Хаббард, не улыбаясь, указала им на места за столом. Они сели с легкостью и уверенностью постоянных клиентов, которые бывали здесь много раз до этого. Мексиканка принесла еще один стул и снова исчезла.
Никто не произнес ни слова. Орландо Краун наблюдал за миссис Хаббард. Я наблюдал за Крауном Орландо. Миссис Хаббард, казалось, ни на кого не смотрела. Во всем происходящем ощущалось много странного очарования и старомодного веселья. Я ждал, что что-то произойдет. Ждал, когда закроются жалюзи, когда в темной комнате раздастся шепот, стук и вопли, когда по грифельной доске заскрипит мел, или из уст стонущей женщины вырвется фосфоресцирующий призрак.
Читать дальше