Автор неизвестен: Слендермен [litres]

Поначалу он утверждал, что не желает со мной общаться, и все мои попытки вывести его на разговор воспринимал как ущемление прав человека. Такая высокопарная манера общения часто встречается у подростков вроде Мэттью – с высоким уровнем интеллектуального развития. Это классический отвлекающий маневр. Доводя разговор до абсурда (в нашем случае – обвинением в ущемлении прав человека), Мэттью уходит от обсуждения причин, по которым не хочет разговаривать со мной.

Примерно неделю назад Мэттью изменил свое мнение насчет работы со мной. Больше он не говорит, что не хочет этого делать, теперь он постоянно повторяет, что не видит в этом смысла. Исходя из моего опыта, это значительный сдвиг. Категоричный отказ от общения сменился личным протестом, Мэттью не верит, что я смогу помочь ему с его проблемой. Это прогресс, хотя вы, возможно, так не считаете. Это свидетельствует о желании принять участие в общении при условии, что я докажу его полезность. Именно этому я и посвятила две наши последние встречи.

Как вам известно, я попросила Мэттью вести записи. Он, видимо, делает это – он показал мне то, что написал, хотя я, естественно, не могу гарантировать того, что он отнесся к этому серьезно. Очевидно одно: его это раздражает. Впрочем, мы обсудили это, и разговор был очень полезным.

Упорный отказ от общения требует высокого уровня самоконтроля, что редко встречается у подростков, и даже Мэттью, умный и, вне всякого сомнения, хорошо владеющий собой, не может постоянно сдерживаться. Наши беседы помогли выявить разочарования и сомнения, типичные для позднего подросткового периода. В это время большинство подростков обычно зажато между желанием самостоятельно контролировать свою жизнь и необходимостью следовать правилам, которые устанавливают родители.

Мэттью несколько раз говорил, что вы разочаруетесь в нем, если он откажется от карьеры в сфере юриспруденции. Он в этом абсолютно уверен и даже считает, что вы откажетесь оплачивать обучение по другой специальности. Не знаю, говорили ли вы когда-либо об этом, но Мэттью уверен, что все именно так. Рекомендую вам обсудить это друг с другом, а потом поговорить с Мэттью.

Также я абсолютно уверена в том, что его апатия и тревоги, по крайней мере отчасти, объясняются той проблемой, из-за которой вы и обратились ко мне, – ночными кошмарами и бессонницей. Мы сфокусируемся на работе над этим во время наших следующих встреч.

Надеюсь, это письмо вас успокоит. Нельзя сказать точно, сколько времени мне потребуется. Это многим не нравится, я знаю; однако все же прошу вас позволить нам работать дальше. Уверяю вас, прогресс есть, хоть его пока и нелегко заметить.

Запись начинается 16 марта в 03:24

Боже…

Это было…

Минутку.

Я только…

Ладно.

Ладно.

Сейчас 3:24 утра, я это точно знаю, потому что последние десять минут пялился на экран телефона – ждал, пока сердце перестанет так колотиться. Он был на подушке, когда я проснулся. Должно быть, я уснул с ним. И теперь я этому рад, потому что если бы телефон был, как обычно, на прикроватном столике, то мне пришлось бы несладко. Пару минут назад я пытался включить лампу. Я протянул руку, и она исчезла в темноте, и я вдруг подумал, что бы я стал делать, что бы я реально, на самом деле, действительно сделал, если бы меня за запястье схватили чьи-то пальцы. Я отдернул руку и спрятал ее под одеяло. Я дрожал всем телом, будто замерз.

Короче…

Боже.

Мне надо…

Запись заканчивается 16 марта в 03:26

Запись начинается 16 марта в 03:30

Так. Сейчас 3:30, и голова моя, кажется, проясняется. Я просто… Боже! Если это не самый худший из моих кошмаров, то я рад, что я не помню самого худшего. Я будто до сих пор в нем. Не знаю, насколько адекватно это звучит. Кошмар будто стал чем-то реальным, будто нечто осязаемое прилипло к моей коже и я не могу от этого избавиться. Кажется, если я закрою глаза, я снова окажусь в нем. Мне наконец удалось включить лампу. Пришлось собрать всю свою храбрость, всю до последней крупинки, но теперь мне лучше.

Я никогда не запоминал сны, ни хорошие, ни плохие. Просто иногда, проснувшись с каким-то странным ощущением, понимал, что они мне снились – я не чувствовал себя отдохнувшим, хотя спал довольно долго. А еще в моей голове порой всплывали картинки, которые я не узнавал; они были словно фотографии, снятые кем-то другим. Но сами сны, их детали – когда я открывал глаза, всего этого уже не было.