— Вам часы не нужны? — молодой человек спросил это таким голосом, что сразу стало понятно: часы краденые.
Я отвернулся. Толпа тянулась к эскалатору, поднимаясь на второй этаж огромного торгового центра.
Под эскалатором сидел нищий, похожий на евангелиста Луку.
Рядом юнец на столике разложил специфическую печатную продукцию. Несколько случайных людей рассматривали голые задницы и — если можно так выразиться — их оборотные стороны, будто увидели их впервые в жизни. Юнец скучал. Ему были противны потенциальные покупатели, и я в их числе.
Чуть дальше два парня пытались петь, перекрывая шум толпы.
Один играл на гитаре, другой колотил в барабан. Они стояли друг против друга и вопили что было сил на неизвестном мне языке.
Народ катил мимо, бушевал у прилавков, дети ели мороженое и глазели по сторонам, их потные мамаши кричали от касс:
— Марина! Отойди от дяди, я кому сказала?
В толпе были единицы, которые никуда не бежали, ничего не хватали, не кричали и даже не глазели по сторонам. Прислонясь к колоннам, они глядели внутрь себя, — или в какой-то другой мир, видимый только им самим. Они были похожи на манекены, с той лишь разницей, что одеты были куда лучше.
К одному из этих людей меня и поднесла толпа, поднесла и выплеснула на пятачок, где он стоял.
Я хотел отдышаться. Мне не был интересен человек, глядевший сквозь меня и жевавший жвачку. Я даже не взглянул на него — о чем сейчас жалею. Как бы там ни было, я примостился рядом с ним и тоже прислонился к колонне, хотя места было маловато: со всех сторон колонну омывала кипучая целеустремленная людская масса.
Тот, что стоял рядом, разглядывая свой собственный мир, теснее прижался ко мне и сказал:
— Ты поездом приехал или самолетом прилетел?
Я машинально ответил, как старому знакомому:
— Хотел самолетом, да билет не взял — поздно спохватился. Вот и пришлось…
Он не дослушал. Да я и не спешил договорить. Потому что в этот самый момент произошло что-то странное. Я увидел… Вернее, нет: передо мной распахнулась дверь Туда. Именно. Я как-то даже сразу понял, что это вход в другое измерение, в другой мир. Из него пахнуло чем-то… Затрудняюсь определить, чем именно, но от легкого сквозняка мне стало не по себе. Длинный полутемный коридор, который к тому же покачивался — я не успел рассмотреть его, как почувствовал предательский толчок в спину. Толчок был основательный: я упал на качавшийся пол и понял одновременно две вещи: я оказался в поезде и меня втолкнул сюда манекен, втолкнул, равнодушно двигая челюстями и глядя именно сюда, в длинный качающийся коридор.
Первое, что я сделал — вскочил и попытался выбраться обратно, в такой привычный, такой волнующе переполненный торговый зал.
Я повернулся, но не увидел никакой двери. Все тот же вагон, в топке титана плясали огненные язычки и на окнах колыхались грязные занавески.
«Черт!» — подумал я и черт тотчас же появился из открывшейся двери купе проводников. Черт был невысоким, в синей форменной рубашке. Он открыл топку титана и начал подбрасывать в огонь уголь. Мне кажется, топлива было достаточно и он бросал уголь специально для меня, как бы намекая на что-то, чего я еще не понимал.
Прошло какое-то время, пока я пришел в себя, потрогал с недоверием стенку, потоптался и двинулся к проводнику. Я еще не успел открыть рта, как он, не оборачиваясь, сказал:
— Чаю нет. Кипяток.
«Ага! — помнится, с облегчением подумал я. — И тут нету чаю!
Значит, тут как у нас и, значит, еще не все потеряно».
— А станция скоро?
— Скоро-скоро, — буркнул проводник, помешивая совком в топке.
— А какая станция-то?
— Конечная, какая еще, — тут он повернулся ко мне и я увидел его улыбающееся лицо. Нет, это было не лицо. Это была натуральная харя. Даже хуже. Пожалуй, есть только одно слово, которое соответствовало бы облику проводника, правда, это слово находится за пределами нормативной лексики. Ну, так вот, я и говорю: это самое ело ухмыльнулось. Тут же ухмылка пропала, уступив место выражению ужаса. Я посмотрел назад, соображая, что же могло так испугать проводника в пустом коридоре, и ничего не увидел кроме прежних занавесок и цепочки огней, бежавшей за окнами.
Дверь в тамбур была открыта и та, что должна была вести в соседний вагон — тоже. Но никакого соседнего вагона не было. В проеме виднелась кирпичная стена, обыкновенная стена, исписанная привычными словами. Стена не качалась вместе с вагоном, мчавшимся сквозь ночь, и это-то поразило меня больше всего. Когда я повернулся, проводника уже не было, только гудело пламя в топке и столбик термометра титана прочно застыл на высшей отметке.
Читать дальше