Эдвард Ли - Ищущий

Писатель взглянул на него.

"Я знаю, что есть истина," заявила жирная блондинка.

"Да?" возразил писатель. "Скажи мне тогда, жирный кусок дерьма, ходячее быдло из трейлер-парка, блевото-машина. Что есть истина?"

"Она черная!"

Отлично. Истина - черная. Замечательно. Писатель направился к выходу, но бармен взмолился, "Не уходи пока. Ты пропустишь мой следующий." Он спустил штаны.

"Спермобрызг!" закричала жирная блондинка.

Смех все еще преследовал писателя за дверьми.

Он все еще чувствовал их взгляды. Возможно, в их безумии они знали что-то, чего не знал он. Возможно, безумие, в данном случае, было знанием.

В переулке, Белая Рубашка потрошил рыжую большим охотничьим ножом. Нетерпеливо, он рылся во влажных органах, как кто-то ищет что-то, например, запонки. "Верни!" кричал он, весь в запекшейся крови. "Я хочу вернуть это !"

Писатель прислонился к стене и закурил.

"Приятель," тихо спросил он. "Не мог бы ты сказать мне, когда следующий автобус проедет через город?"

"Больше здесь нет никаких автобусов. Все изменилось".

Изменилось , подумал писатель.

ИСТИНА ИЗМЕНИЛАСЬ, выполз голос. ТЫ БЫЛ ПРАВ. ОНА ВОЗРОДИЛАСЬ, ЧЕРЕЗ МЕНЯ . Я ЖИВУ В НЕЙ.

Писатель задумался.

"Я ищу свою любовь," заметил Белая Рубашка и указал на вскрытый живот рыжей. "Я дал ей свою любовь, и я хочу вернуть ее." Он почесал затылок. "Это должно быть где-то там."

"Любовь находится в сердце", указал писатель.

"Да, но эта телка была бессердечной."

"Ну, патриархальная японцы привыкли верить, что любовь находится в животе, в кишечнике. Они считали, что живот был храмом души на земле. Вот почему они практиковали ритуальное самоубийство через эвисцерацию (извлечение внутренних органов трупа с целью их изучения - прим. пер.) - освободить душу

и освободить духовную субстанцию своей любви ".

"Кишечник" осматривается Белая Рубашка. "Итак... если я отдал ей свою любовь..." Он смотрел на развороченную кишку, перебирая свои инструменты. "Для того, чтобы получить ее обратно, я должен получить это внутрь себя?"

Писатель пожал плечами. "Я не могу советовать. Решение за тобой."

Белая Рубашка стал есть кишки девушки.

У писателя выступил пот. Рыжеволосая была мертва, как могут быть только мертвые, если не мертвее. Тем не менее, пока ее бывший любовник постепенно употреблял петли ее внутренностей, ее глаза распахнулись, и ее голова повернулась.

Она смотрела прямо на писателя.

"Он берет свою любовь обратно", хихикнула она.

"Я знаю," сказал писатель.

"Это... щекочет."

"Могу себе представить."

Луна светила в каждом из ее глаз, как идеальная белая точка. "Настоящая истина питает нас, только по-разному."

Питает, повторил писатель. Пропитание.

"Конец твоего похода ждет тебя."

Писатель сглотнул. "Скажи мне," взмолился он. "Это очень важно для меня. Пожалуйста. "

"Ищи нечто черное," сказала она, и снова умерла.

Писатель перепрыгнул ограду в конце переулка. Жирная блондинка говорила тоже самое. Черное. Но сейчас ночное время. Как он мог надеяться найти что-то черное ночью?

Потом он услышал что-то - мощное, далекое урчание.

Двигатель, понял он.

Он увидел ... что?

Зарево?

Пятно света, которое было каким-то невозможным образом, черным.

Он стоял в школьном дворе - какая ирония, месте обучения. Свет мерцал в развороченной траншее, подобной воронке от бомбы. Оно черное, подумал он. Неподалеку находился источник шума двигателя: приземистый бронетранспортер армии США.

Писатель заглянул в откинутый люк.

"Не ходи туда", предупредил хруст все еще приглушенного голоса.

Мрачный красный свет заливал внутреннее отделение, как кровь в освещенном бассейне. Сержант в противогазе и полной экипировке дезактивации ссутулился над консолью радиоаппаратуры. Моментально, он ткнул 9мм пистолетом в лицо писателя.

Писатель тут же обмочил штаны. "Не стреляйте в меня. Я всего лишь писатель".

Экипированный сержант казался очень грустным. "Бок и Джонс. Я должен был отослать их. Это область протокола DECON. Только служаки самого низкого ранга идут в окончательную изоляцию периметра первыми".

Окончательную изоляцию периметра?

"Я думаю, оно добралось до них," сказал сержант

Оно, повторил писатель.

В окулярах маски, глаза сержанта выглядели безумными. "Когда моя дочь была младенцем, я раскачивал ее на коленях каждую ночь."

"Это, ну, это мило, сержант."

"Это давалось мне тяжело... Сейчас ей четырнадцать. Я просверлил отверстие в стене ванной, чтобы смотреть как она принимает душ".