Елена Арсеньева - Темное пламя любви [litres]

– У древних славян были такие богини – наречницы, которые держали в руках нити судеб, – вспомнила Ольга читанный давным-давно «Словарь славянской мифологии». – У древних греков они назывались мойры, у римлян – парки, у северных народов – норны. Значит, бини – это фатум, рок, судьба? Но ведь считается, что каждый человек сам выбирает свою судьбу? Как с этим быть?

– Если бы ты сама выбирала свою судьбу, разве подняла бы ты тот пистолет, разве отдала бы его своему мужу? – взглянул на нее Гантимур.

Ольга прижала руки к сердцу, так невыносимо тяжело было вспоминать тот день…

– Но броситься в окно, чтобы не быть убитой Игорем, – этот выбор я сделала сама!

– Сама, – кивнул Гантимур, – потому что твоя судьба заключалась в том, чтобы не быть убитой, а остаться чудом в живых. И стать стражем высоты. Пойми, судьба – это то, чего человек не может избежать, как бы ни старался. Это стрела, которая летит в цель! Наша судьба, наша цель – борьба с мугды. Смирись с этим и перестань задавать ненужные вопросы. Рано или поздно ты получишь ответы на них.

– Погоди! – рассердилась Ольга. – А что будет, когда стрела нашей судьбы попадет в эту светлую и прекрасную цель? Я имею в виду уничтожение мугдыкен.

– Уничтожение – не такая уж светлая цель, скорее темная, даже если это уничтожение зла, – буркнул Гантимур, которого явно раздражал затянувшийся спор. – Свет и тьма, добро и зло должны быть уравновешены. Сейчас зло одолевает. Я надеюсь уравновесить эти две сущности.

– Забавно! – протянула Ольга. – А если бы одолевало добро, ты что, перешел бы на сторону зла, чтобы добиться этого своего равновесия?

– Наш народ верит в то, что землю сотворил добрый и мудрый Сэвэки. Но у него был брат Харги – злобный и завистливый. Когда Сэвэки закончил свое творение и, усталый, крепко заснул, обнимая Землю, Харги захотел похитить ее и разрушить, однако после долгих напрасных попыток только растянул Землю в разные стороны, сделав ее гораздо больше.

– А Земля, конечно, в ваших воззрениях плоская, – обреченно вздохнула Ольга.

– Конечно, – серьезно согласился Гантимур. – Но я тебе эту притчу рассказал не для того, чтобы познакомить с основами нашей астрономии, а чтобы привести пример, насколько легко зло может обернуться добром. А может случиться и наоборот!

– А ты в самом деле уверен, что мугдыкен должен быть уничтожен? – резко спросила Ольга. – Тебе не кажется, что, если следовать этой твоей мифологической логике, борьба против мугдыкена – это все равно усиление силы зла? Ты ведь тоже готов совершить губительный поступок… с твоей точки зрения, он усилит добро, а с моей – просто-напрасно произойдет некое замещение в стане зла. Мугдыкен будет уничтожен только на время, но зло, которое ты совершишь против зла, усилит его, сделает более мощным!

Несколько мгновений Гантимур смотрел на нее растерянно, потом пробормотал:

– По-моему, это софистика. Говоря по-русски, словоблудие. И ты предаешься ему только потому, что хочешь выведать мои планы.

– Да, хочу. Потому что я чувствую себя какой-то пешкой в твоей грандиозной шахматной партии!

Гантимур посмотрел на нее задумчиво, потом взгляд его скользнул поверх ее головы – и лицо его внезапно озарилось радостью:

– Я понял, я понял, что значит это зарево! Это сияют и светятся воды реки Энгдекит, которая вернет нам истинный облик наших душ! Мы уже совсем рядом с ней!

Ольга посмотрела на Гантимура с опаской.

Есть такой чудесный, очень трогательный фильм – «Куда приводят мечты». Души умерших людей, попадая в мир иной, живут там в тех образах, которые некогда поразили их воображение. Мальчик выглядит как негр, девочка – как очаровательная стюардесса-кореянка…

Вот интересно, что увидит сейчас Ольга? Какой бред, когда-нибудь приходивший в ее голову, может отразиться в водах этого знаменитого Энгдекита?!

Гантимур несся вперед с резвостью молодого лося – видимо, обрадовался, – а она еле брела следом.

Идти, правда, стало легче: гнилостная почва, там и сям заваленная мертвыми деревьями, сменилась желтыми, сухими иглами, опавшими, по-видимому, с обступивших поляну лиственниц. То есть это все еще было царство смерти, но в несколько смягченном виде.

Чем ярче становилось зарево в небесах, тем теплее становился воздух. Запахло настоящим лесом, ветви елей и сосен позеленели, послышались голоса птиц.

Какая-то завела бодро:

– Да-а-ак, да-а-ак! – И голосок ее звучал столь жизнерадостно, что Ольга не могла не улыбнуться.