Кристиан Винд - Призраки глубин

Внезапно откуда-то сбоку раздалось жалобное повизгивание входной двери, и внутрь паба с торжествующим ревом ворвалась ледяная сырость. Языки рыжего пламени в камине тут же испуганно задрожали и принялись причудливо изгибаться, словно огненные змеи. Я обернулся.

На пороге стоял огромный седой верзила. Он с крайне недовольным видом тряхнул своей длинной серебристой копной, и та сразу же спуталась с его намокшей бородой. Я понял, что это и был капитан – трактирщик бросил на меня многозначительный взгляд и тут же умолк.

Вот только стариком его можно было назвать с весьма условной натяжкой. Я привык к тому, что преклонные года ходили рука об руку с немощью, сутулостью и сухостью тела. Но передо мной на пороге «Синего быка» сейчас стоял настоящий титан, в каждом мускуле которого сохранилась недюжинная сила и сноровка. Его лицо выглядело суровым и неприветливым, хотя из-под сдвинутых темно-пепельных бровей мерцали живые серые глаза, которые тут же с пристальным вниманием изучили новую фигуру в пабе – меня.

На его фоне, должно быть, я казался сейчас еще более угловатым и комично тощим, со своими острыми костлявыми плечами, вырисовывающимися даже под плотной тканью плаща. В детстве я пережил немало насмешек еще и потому, что был слишком худым и нескладным. Наверное, поэтому я всегда немного завидовал людям, которых природа не обделила ни ростом, ни статью.

Гигант молча кивнул трактирщику в знак приветствия, рывком притворил за собой дверь, а затем уселся в углу зала, поближе к камину. Хозяин «Синего быка» тут же снял с верхней полки пузатую зеленую бутыль и заспешил с ней к своему постоянному и, уже который день, едва ли не единственному посетителю.

– Чудная сегодня ночью погодка! – я душевно подмигнул старому моряку, но тот окатил меня угрюмым взглядом и отвернулся.

Он сразу же наполнил свой бокал и принялся с упоением к нему прикладываться. Я понял, что капитан – большой любитель закладывать за воротник, хотя по его внешнему виду этого нельзя было сказать. Должно быть, злоупотреблять спиртным он стал совсем недавно.

Не связано ли это с похищенными детьми и тем, что он знает? Насколько я уяснил из слов трактирщика, в детстве седовласый верзила отличался чрезмерной набожностью, а потому, скорее всего, ему не чужды были муки совести. Гигант явно что-то знал, и это подтачивало его изнутри и причиняло острые душевные терзания. Осталось лишь выяснить – что именно он скрывает. И почему?

Я снялся с места и с добродушной улыбкой направился к нему. Когда я опустился на лавку у его стола, он недобро покосился на меня, но ничего не стал говорить. Решил, что я – праздный шатающийся горожанин, которому было тоскливо в пустом баре. Что с меня взять? Такие люди, словно назойливые мухи, проще не заговаривать с ними вовсе и не обращать на них внимания, тогда они быстро умолкнут и разочарованно ретируются.

– Мы с тобой сегодня единственные, кто отважился выбраться из дома, – я снова весело ему подмигнул.

Капитан отпил из своего бокала, сделав большой шумный глоток, затем наполнил его доверху и с презрением повернул голову в другую сторону.

На его лице почти не было морщин, кожа казалась грубой и толстой, как будто поверхность рабочих сапог. Лишь у рта я заметил две глубокие борозды, которые прикрывали усы со свинцовым отливом. У него, как и у хозяина «Синего быка», был прямой и широкий нос, крупные черты и хорошо заметный невооруженным взглядом эдакий деревенский шарм. Несмотря на внушительные размеры и обманчиво грозный вид, капитан производил впечатление настоящего простака.

– Подумать страшно, каково сейчас этим похищенным мальчикам. Надеюсь, злодей держит их в теплом и укромном месте. Слыхал об этих странных исчезновениях? В городе такое толкуют, что жуть берет!

Я заметил, как напряглись руки и плечи капитана. Он старался не выдавать волнения и оставаться равнодушным, но ему это плохо удавалось. Любой, заметив бешено пульсирующую на загорелой шее старика вену, понял бы, что мои слова сильно взволновали его.

– Так все странно складывается, что и не знаешь, что думать. Никто ничего не видел и не знает, дети словно в воду канули, – продолжал я. – Я слыхал даже, будто одна из матерей исчезнувшего младенца наложила на себя руки…

Я придвинулся поближе к громиле и зашептал ему в самое ухо, бесстыже выдумывая душераздирающую историю на ходу:

– Представь только: она перерезала себе глотку! Говорят, кровь была повсюду, залила весь пол в спальне. Полицейским пришлось обувать сапоги, чтобы добраться до тела. И еще говорят, что она перед смертью прокляла того, кто украл ее мальчика…