Мария Британ - Чувствуй себя как дома

Тик-так. Тик-так.

Мой подрывник отсчитывает секунды, ждет чего-то жуткого. Вячеслав попал в точку: внутри каждого, кто связан с поселком, таится нечто .

Мы окунаемся в липкую духоту дома. Пахнет яблоками и пылью. Кажется, Вячеслав этим наслаждается: наполняет легкие с таким усердием, точно силится забрать весь воздух себе.

Я осматриваюсь: лестница на второй этаж, ржавая плита, шкаф с сервизом, пожелтевшая краска на двери в какую-то комнату.

– Загляни туда, если интересно, – шепчет Вячеслав. Странно шепчет, прерывисто.

Я медлю. Внутренний голос умоляет меня замереть, а еще лучше – спрятаться подальше от дома. Подальше от поселка. Но я посылаю его к чертям – этот паникер против того, чтобы я писала книги, – и подаюсь вперед.

Тик-так.

Я ныряю в маленькую-маленькую комнату. Она пуста. Я будто в крохотном шаре – настолько в ней все по-детски, по-девичьи: шкаф с книгами, стол и стул, словно купленные в магазине кукол, миниатюрная кровать, на которой вместо хозяйки спит скрипка.

Здесь живет принцесса.

Я представляю, как она играет на инструменте, а сопрано скачет по нотам, как по ступенькам. Как мама заплетает ей косы и кормит яблоками.

Странная мелодия комкает видение. Иголкой вышивает прошлое – от уха к уху. Она где-то внутри меня, течет по венам. Играет так громко, что я зажимаю уши, лишь бы ее не услышал Вячеслав.

Мой голос изгибается раскаленной проволокой. Я начинаю петь. Фальшиво. Моя музыка распадается, как снег при минус тридцати.

– Каприс номер двадцать четыре, – комментирует Вячеслав. – Увлекаетесь творчеством Паганини?

– Нет, – шепчу я.

«Да», – шепчет Аня-подрывник.

Дерганая мелодия скрипки вновь и вновь тыкает в меня иголкой. Я ежусь. Мне почти физически больно взращивать ее в себе. Воспоминания пугают. Воспоминания кровоточат. Воспоминания горят.

Я с трудом поднимаю глаза.

Смотри на скрипку, смотри на скрипку, смотри…

И вышей себя вечером заново. В книге.

– Мне нужно докопаться до правды. – Я метаюсь из угла в угол, перескакиваю взглядом с мультяшной картины на высохшую ромашку в вазе. С миниатюрного стола на круглое зеркальце. – В этой комнате что-то… не так. Мне не очень хорошо. Вы не общались с моей мамой? Ее звали…

– Тора. – Вячеслав изучает мои родинки над бровями и даже не пытается скрыть любопытство. – Общался.

Я прислоняюсь к стене виском. Вокруг меня пляшут мебель, вещи, занавески… и только этот человек с морщинами на лбу и мутными глазами не движется. Мама была с ним знакома. Возможно, она хлопала его по плечу. Возможно, на прощание говорила «до завтра». Возможно, ерошила его волосы.

А сейчас рядом с ним – я. Вячеслав для нас как телефон – связь виртуальная, почти неощутимая, но я знаю, что она есть. Нужно лишь нажать на правильную кнопку и ни в коем случае не класть трубку.

– Откуда вам известно, кто я?

– Твои родинки. Тебя бог пометил, девочка.

– Расскажите о ней.

Вячеслав мрачнеет и, распахнув окно, вдыхает свежий воздух. Должно быть, ему надоел запах яблок.

– Я любил ее, но мы расстались.

– Почему?

– Она обожала летать. А я предпочитаю землю.

– Как вы познакомились?

Вячеслав отмахивается от моего вопроса, как от сигаретного дыма.

– Я спас ее от воров.

Тик-так.

Скоро я завизжу будильником и распадусь на шестеренки.

– И вы не пытались… отрастить крылья?

– Пытался. Всю жизнь пытался. А потом отчаялся, захотел пригвоздить Тору к земле. Но… не вышло. Я мечтал задушить ее, девочка.

Ответ стынет в горле. Ладони Вячеслава, огромные, как море, с черными ногтями сжимаются в кулаки. Мое воображение дорисовывает в них шею мамы.

Я пячусь. Игрушечная комната уже не мельтешит перед глазами и убийственным уютом напоминает маленький склеп. Если я не сбегу – она станет моим домом.

– Что вы натворили… – лепечу я.

Вячеслав садится на подоконник, смеется. Нет, не так – прожигает себя смехом. Радуется, наверное, что я никуда не денусь.

– Да не боись. Ничего я с ней не сделал. Как встретил ее, понял – не смогу. И злость вся сразу улетучилась.

Я упираюсь лопатками в стену.

– Тогда что с ней случилось?

Вячеслав не успевает произнести ни слова: на веранде раздаются шаги.

– Кто это? – вскидываю брови я и оглядываюсь.

Но Вячеслав не отзывается. На пороге комнаты появляется пожилая женщина в черном платье и красной шляпе с полями. Непропорциональная, высокая, словно ее растянули, как дрожжевое тесто.