Мария Британ - Чувствуй себя как дома

Я внезапно осознала, что зря спасла Захара в мухобойке. Этот парень ничему не научился. И не научится – я была уверена.

Лестница переливалась в лучах почти полной луны. Ворон по-прежнему молчал.

Я спустилась и оказалась в сыром коридоре. До меня донесся вопрос:

– Почему?

Глухой стук. Кулака по стене?.. Или кулака по голове Торы?

– С тобой я не написала ни строчки.

Голоса переместились в другую комнату. Передо мной тянулся круглый неровный тоннель, освещенный тусклыми лампочками. Его, наверное, прогрыз огромный червь, обожающий жрать не яблоки, а землю.

Пахло сыростью и корицей.

Тоннель выплюнул меня в тесную комнатушку. На полке оглушительно тикали Zahnrad. Потолок еще не оплела паутина, на полу стояли банки с консервированными помидорами. Новенький дощаной пол успел покрыться слоем земли.

– У нас есть дочь? – Стук.

– Да.

– Где она?

– Гуляет.

– Врешь!

– Клянусь. По вечерам она любит гулять. Ты же сам знаешь. Она на море побежала.

Знает, Тора. Я – тоже. Недавно мы встретили этого недочертика, а потом Захар весь следующий день был сам не свой. Интересно, он понял, на кого наткнулся? А она?

– Прости… – всхлипнула Тора. – Я все испортила.

Прозвучало глупо, будто она говорила не о ссоре длиной в десять лет, а о разбитой вазе.

– Я мечтала, чтобы и у тебя, и у нас появился шанс найти себя… Слышащие выпивают друг друга до дна, когда живут вместе. Как же я ненавидела себя за такое решение! Но я не могу без песен. А без тебя – могу, хоть и люблю до безумия…

Раздался всхлип. На этот раз Захара.

– Она знает, кто я?

– Да. Я рассказывала Ане о тебе.

– Ане… Ей нравится фиолетовый? А яблочный пирог? Она любит Тартини?

– Да, но больше – Паганини. Она спит с нашим проигрывателем, как с плюшевым медвежонком.

Я оперлась на гору хлама, прикрытого тряпкой. Слова Торы меня обессиливали.

– Подожди! – гаркнул Захар.

Тишина окутала подвал целлофаном. Я прижалась к стене, срослась с ней.

– Ворон. Он насторожился .

– Ты запер дверь?

Я скользнула взглядом по Zahnrad. Если я сломаю сердце дома, сломается и Тора. Все повторится. В деталях. В красках.

А Захар пусть не серчает.

Или со мной, или в гробу.

Во мне шевелилось что-то непозволительно слабое. Рыдало в ушах, заливало меня слезами. Тряпка под тряпкой внушила мне, что я не смогу предать Захара. Даже если этот ублюдок прямо сейчас трахнет Тору, я не смогу.

Дом не виноват. Он не болен.

И я закурила. А зажигалку бросила на новенький дощаной пол. Я не тронула сердце Ворона. Его хозяйка не заслужила такую красоту, а вот пепел – сполна.

Дым тонкими нитками расползался по углам.

Топот приближался. Тора и Захар спешили ко мне. Ворон заскрипел, но кто-то запретил ему нападать на меня. Должно быть, благородная хозяйка.

Как же тошно от ее доброты!

А вот и огонь.

Живые сгорают быстрее. Правило, касающееся не только домов.

Голубки вломились в подвал.

Тора изменилась с последней нашей встречи, обзавелась пауком, связавшим на ее лице сетку морщин. А еще она начала сутулиться. Она – покореженный фонарь, который скоро погаснет.

Пламя ползло к нам. Жарко. Нестерпимо жарко…

Наверное, я бы так и стояла, если бы Захар не взял нас с Торой под локти и не поволок в тоннель. Он часто сравнивал «мини-девочку» с конфетти взорвавшейся хлопушки. Теперь мы все были конфетти. В гигантской хлопушке. Через миг кто-то потянет за ниточку, и мы разлетимся. Осядем пеплом в ночном лесу.

Мы неслись по тоннелю. Воздух накалялся. Путь удлинился раз в пять.

Позади нас полыхал дом. Я воображала, что мы – друзья. Что мы сломали очередные часы. Что мы на задании.

Свежий ветер ударил в лицо. Мы выбрались. Выбрались! Тора захлопнула железные двери. Я прижалась к замку ладонью.

Твое сердечко не выскочит, Ворон.

– Нужно вызвать пожарных! – Тора помчалась к центральному входу.

Мы поспешили за ней, и – раздался дикий визг. Мир Хлопушки разбился, как фарфоровое блюдце. Она едва не рванула в горящий дом – Захар успел ее оттащить.

– Что с тобой? Туда нельзя! – пытался вразумить он ее.

– Аня! Велосипед! Она вернулась, а мы не услышали! – рыдала Тора.

Я наблюдала за ними со стороны. Они – продолжение огня, два маленьких язычка, которые вот-вот погаснут.

Огонь добрался до второго этажа. Обычный ребенок не выжил бы в этом аду. Но Аня… Аня была чертиком с отрубленными рогами.

Тряпка под тряпкой рыдала, силилась превратить меня в платок и подарить той, чей рай я разрушила.