Виктория Шваб - Ближняя Ведьма [litres]

– Доброе утро, – здороваюсь я. На меня устремлены две пары глаз – одни светлые и усталые, немигающие. Другие – темные и хмурые. Дядины глаза так похожи на глаза моего отца – такие же карие, в обрамлении темных ресниц, но у отца они были живые, словно танцевали, а у Отто почти неподвижные, прячутся в морщинах, как за решеткой. Он наклоняется над своим кофе, закрывая чашку широкими плечами.

Подойдя к матери, я целую ее в щеку.

– И полгода не прошло, – буркает дядя.

В кухне появляется Рен и, пробежав мимо меня, бросается к дяде, обхватывает его ручонками. Немного смягчившись, он легонько треплет ее по волосам, и Рен убегает, только платьице мелькает в дверях. Отто снова переключает внимание на меня, будто ждет ответа, объяснения.

– Что за спешка? – спрашиваю я, а мамины глаза скользят по моей талии, по кожаному ремню у меня на платье, но она ничего не говорит, молча отворачивается к печи. Мамины ноги почти не касаются земли. Ее не назовешь красавицей или даже просто симпатичной (правда, я другого мнения, но для дочери мать всегда красива), зато походка у нее волшебная – она просто летает.

У нас с ней тоже есть утренние ритуалы. Мамин поцелуй. Появление Отто на кухне, настолько частое, что можно подумать, будто он оставил здесь свою тень. Его серьезные глаза – он стремительно оглядывает меня, споткнувшись взглядом об отцовский нож.

– Ты сегодня рано, Отто, – я беру ломоть теплого хлеба и кружку.

– Надо бы пораньше, – отвечает дядя. – Вся деревня бурлит, обсуждают происшествие.

– А что стряслось-то? – спрашиваю я, наливая воду из чайника.

Мама поворачивается к нам, руки у нее в муке.

– Нам надо в деревню.

– Там появился чужак, – бросает Отто, глядя в чашку. – Бродил прошлой ночью.

Чайник у меня в руках накреняется, и я едва не обливаюсь кипятком.

– Чужак? – переспрашиваю я, перехватывая чайник покрепче. Значит, мне не приснилось! Там и правда кто-то был .

– Я хочу знать, что он здесь делает, – добавляет дядя.

– Он все еще здесь? – я безуспешно стараюсь, чтобы в голосе не слышалось переполняющее меня любопытство. Делаю глоток чая и обжигаю нёбо. Коротко кивнув, Отто залпом допивает кофе. Я не успеваю удержаться, и с языка срываются вопросы.

– Откуда он появился? С ним кто-нибудь разговаривал? – выпаливаю я. – А где он сейчас?

– Довольно, Лекси, – слова Отто льдом врезаются в тепло кухни. – Это сплетни. Слишком много болтают. – Он меняется у меня на глазах, распрямляется, становится выше, превращается из моего дяди в Защитника Ближней, словно титул добавляет ему роста и веса. – Я и сам пока не знаю, кто этот незнакомец, откуда он и кто предложил ему кров, – продолжает он, – но намерен это выяснить.

Значит, кто-то предложил ему кров!.. Я прикусываю губу, чтобы скрыть улыбку. Могу поспорить, что знаю, кто прячет чужака. Но хочу узнать почему . Я глотаю обжигающий чай (хотя от такого кипятка болит все до самого желудка), лишь бы поскорее убежать. Я должна проверить, права ли я. А если права, хочу попасть туда раньше дяди. Отто отодвигается от стола.

– Иди, не жди меня. – Мне удается изобразить невинную улыбку.

Отто отрывисто смеется.

– Нет, это вряд ли. Не сегодня.

У меня вытягивается лицо.

– Почему? – спрашиваю я.

Отто хмурит брови.

– Я знаю, что у тебя на уме, Лекси. Ты хочешь сама на него поохотиться. Я тебя насквозь вижу.

– Ну и что? Я – дочь своего отца.

Отто мрачно кивает.

– Это ясно как день. Иди, собирайся. Мы все пойдем в деревню.

Я поднимаю бровь.

– Разве я не готова?

Медленно Отто склоняется над столом. Его темные глаза сверлят меня, будто взглядом можно задавить, пригвоздить. Но дядин взгляд не так силен, как мой или мамин, и не может столько всего выразить. Я спокойно смотрю на Отто, дожидаясь последнего акта наших утренних ритуалов.

– Сними этот нож. Выглядишь, как дурочка.

Ничего не отвечая, я доедаю хлеб и оглядываюсь на маму.

– Я подожду вас во дворе.

Я выхожу, и кухню заполняет бас Отто.

– Ты плохо ее воспитываешь, Амелия, – грохочет он.

– Твой брат считал нужным учить ее своему ремеслу, – замечает мать, ловко упаковывая хлеб.

– Нет, Амелия, это не нужно и неправильно. Девушке, тем более ее возраста, не следует вести себя, как мальчишка. Не думай, что я не видел башмаки. Это ничем не лучше, чем бегать босиком. Она ходит в деревню на уроки? Елена Дрейк умеет шить, готовить и собирается… – Я так и вижу, что он запускает руку в свою темную шевелюру, потом проводит по лицу и бороде, словно умываясь. Он всегда так делает, когда волнуется. Неправильно. Неприлично .