Виктория Шваб - Ближняя Ведьма [litres]

Вилл замялся.

– Я не буду повторять, – предупредил Роберт, – так что подумай хорошенько, прежде чем ответить. Почему сегодня вечером ты ушел из дома?

Не успел Вилл заговорить, как раздался чей-то высокий голос.

– Я слышала. Леди сказала, что это из-за бури.

Говорила немолодая женщина в ослепительно белом плаще. Одна из камеристок его матери.

– Он ушел из-за бури, – повторила она. – Буря тянула его.

Роберт, будто окаменев, повернулся к сыну.

– Это правда?

Вилл попятился.

– Леди знала, что лорд рассердится, – продолжала щебетать камеристка. – Вот и пошла, чтобы найти его первой.

Вилл отступил еще на шаг и поклялся себе придушить старуху во сне.

– Вильям , – побелевшими пальцами Роберт стиснул висящий на поясе нож. – Ты искал встречи с бурей? Зачем тебе…

Но он не договорил. Еще не задав вопроса, он уже знал ответ. Вилл понял это по желвакам, заходившим на скулах отца, по тому, как он стиснул нож. Вилл очень устал лгать, но понимал, чего ему будет стоить правдивый ответ. Да это и не потребовалось. Роберт принял его молчание за признание.

– А я-то думал, ты чему-то научился, – тихо промолвил он, вынимая клинок из ножен. – Закатай рукава.

Вилл в третий раз сделал шаг назад и уперся в полку.

– Держите его, – приказал отец, а Вилл в отчаянии начал шарить за спиной и нащупал на полке что-то острое. Он ухватился за этот предмет, Эрик шагнул к нему… в это мгновение распахнулись двери, и мокрый стражник объявил:

– Она здесь, сэр. Леди Дейл вернулась.

Роберт и Вилл оба бросились к дверям, навстречу входящим леди Дейл и стражникам. Их плащи намокли от дождя и блестели, будто покрытые ледяной коркой, щеки горели, волосы прилипли к коже. Вилл кинулся к матери, но Роберт его опередил, одним движением помог ей сбросить плащ и заключил в объятия.

– В тебе вся моя жизнь, – негромко сказал он.

Леди Дейл погладила мужа по руке, успокаивая. Но при виде Вилла ее глаза расширились. Половину крови с его лица смыло дождем, но осталась рана, щеки ввалились, глаза запали. Освободившись из рук Роберта, она бросилась к сыну. Вилл крепко обнял мать и, весь дрожа, прижался к ее щеке, холодной, как лед.

– Прости меня, – шепнул он ей на ухо. Он снова и снова повторял это, пока, наконец, она не провела рукой по его волосам.

– Все хорошо, – ласково повторяла она. – Ты в безопасности. Я в безопасности. Ты здесь. И я здесь.

Так она, бывало, приговаривала, когда ему снились кошмарные сны.

– Кэтрин, – подошел к ним Роберт, – пойдем, тебе нужно согреться.

Вилл не хотел отпускать мать, но она выскользнула из его рук.

– Утром, – обратился отец к нему, – ты должен все мне рассказать.

Вилл кивнул.

– Идем же, – настойчиво повторил Роберт.

– Со мной все хорошо, – улыбнулась она, опершись на руку мужа. Но по ее виду было понятно, что это не так. Вилл проводил родителей глазами, а внутри у него все сжималось от страха за мать. Оставшись в холле в окружении дворцовой стражи, он чувствовал себя одиноким и неприкаянным. Что-то было не так. Очень многое было не так, и он не знал, что делать, поэтому стоял очень тихо и ждал. Ждали и остальные, как будто чувствовали то же, что и он.

Спустя некоторое время вернулся Роберт.

Вилл никогда раньше не видел его таким. Негодование, досаду на отцовском лице он наблюдал и раньше, но совершенно неожиданным, неуместным на лице Роберта был страх.

– Отец, – начал Вилл, но Роберт, заговорив, обратился не к сыну. Он будто не замечал, не хотел замечать его присутствия.

– Отведите его к нему в комнату, – сказал он – И проследите, чтобы он оставался там.

С этим он развернулся и вышел.

Комната Вилла запиралась не только изнутри, но и снаружи. Услышав, как скрежещет тяжелый засов, он сорвал с себя мокрый плащ и упал на стоявшее ближе всего кресло, проклиная бурю, Филипа и самого себя.

Это он во всем виноват. Он заварил эту кашу. Раздразнил и обозлил двоюродного брата, оставил записку и отправился навстречу тучам, а его мама… она просто простудилась, твердил он себе. Замерзла, попав под дождь. Она поправится, все будет хорошо. Она поправится, и Роберт успокоится. А утром дверь отопрут, и Вилл спустится к завтраку, и все они будут сидеть как ни в чем не бывало – он напротив отца, а мама между ними, как соединяющий их мостик.

Вилл закрыл глаза и, глубоко уйдя в кресло, стал во всех подробностях представлять эту сцену. Он слышал, как родители говорят о весеннем празднике, обсуждают еду и планы на будущий год – как они тихо перекидываются ничего не значащими словами, только чтобы не висела тягостная тишина.