София Серебрянская - Чёрная роза [СИ]

«Золотая спальня», «аметистовая спальня», «малахитовая спальня»… Похоже, все комнаты имели своё наименование. Под табличкой крепилась ещё одна, и там уже были отмечены имена обитателей этой комнаты — по два человека в каждой. Наконец, господин Меньер остановился у одной из дверей — на ней табличка была только одна. Она гласила: «Жемчужная спальня».

— Эта ваша комната. Проходите, размещайтесь. Завтра утром прибудет госпожа Ришар, и у вас будет возможность поговорить с ней. А пока устраивайтесь. Если возникнут вопросы — в столе лежит план здания, там отмечено местонахождение моего кабинета. Обращайтесь. И… добро пожаловать, что ли.

После господин Меньер удалился, причём с такой скоростью, словно он неожиданно научился проходить сквозь стены или проваливаться под землю. Хару и Йори получили возможность осмотреться.

Комната выглядела так, словно в самой её середине находилось гигантское зеркало: левая половина комнаты казалась неким отражением правой, или наоборот. Однако, тот, кто распределял их по комнатам, был явно большим шутником — идеальная комната для близнецов. Ну, или же здесь везде были такие же симметричные комнаты.

Всё помещение было оформлено в серо-белых тонах с лёгкой примесью серебристого: белые обои в тонкую серую полоску, отделанные выкрашенными в белый деревянными панелями, серебристые спинки кроватей, белое постельное бельё, серый дощатый пол. Даже занавески, украшавшие окно на дальней стене, — и те были бело-серыми с серебряной каймой, из-за чего создавалось впечатление, будто близнецы Хигаши оказались в каком-то чёрно-белом кино. У окна расположились два стоящих вплотную письменных стола, к ним прилегали два шкафчика. Кто-то явно старался сделать комнату идеально симметричной: если на одной стороне красовалась дверь, за которой, как выяснил Йори, находилась такая же серебристо-белая ванная комната, то с другой стороны висело тяжёлое зеркало, имитирующее дверной косяк, причём так, чтобы в нём отражалась та самая дверь.

— Ну и местечко, — поёжился Хару: он не особо любил блеклые цвета. Ему казалось, что они слишком уж откровенно навевают тоску. Йори тем временем подошёл к окну и потянул за тонкий шнур, раздвигая тяжёлые занавески. В комнату тотчас проникли весёлые лучики солнечного света, серебристые поверхности заблестели, и Хару улыбнулся: оказывается, не так всё и страшно. Да и не белые покрывала на кроватях, а перламутрово-золотистые, переливающиеся в солнечном свете, и цветов в этой поблекшей комнате гораздо больше, чем показалось в первые мгновения.

Бросив чемодан у дверей, Хару с размаху приземлился на кровать:

— Уф, наконец-то мы снова одни! А то нервирует, когда кто-то стоит над душой. Особенно если вообще почти не знаешь этого самого «кого-то». Правда, Йори?..

— Мне здесь не нравится, — по-детски пролепетал мальчик. — Странное место какое-то… Да ещё этот портрет! Как ты думаешь, что это?..

Хару сел на кровати и посмотрел на брата: он пытался придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение. Но слов не находилось, и парнишка не придумал ничего лучше, кроме как притянуть Йори к себе и ласково чмокнуть в губы:

— Всё хорошо. Не бойся. Думаю, ты просто где-то видел репродукцию этой картины, ты же постоянно читаешь всякие справочники… Вдруг она где-то мелькала? Не бойся, братишка.

Пальцы Хару ласково перебирали волосы младшего близнеца. Обычно этого вполне хватало, чтобы успокоить впечатлительного Йори. Но сейчас он не мог унять слишком сильную дрожь. Да и самому Хару становилось не по себе: он не мог ни на мгновение забыть холодный взгляд той женщины со старого портрета… Интересно, почему там не указана точная дата создания картины? Только век…

Вздохнув, парнишка обнял Йори ещё крепче. Его не покидало ощущение, что они зря явились в эту академию. Но разве теперь можно что-то изменить?..

Над академией медленно опускалась ночь, окутывавшая всё кругом прохладной, пахнущей лесом и свежим воздухом пеленой: похоже, скоро будет дождь. Дома так пахло лишь тогда, когда с неба уже готовы были пролиться дождевые капли.

Йори перевернулся с одного бока на другой, пытаясь заснуть. Хару, уставший с дороги, уже давно дрых без задних ног, бодро посапывая. Он всегда был таким. Предпочитая не задумываться о чём-то, что его пугало, он с детских лет прятался с головой под одеяло, говорил «Я в домике» и засыпал. Иногда Йори жалел, что не умеет делать это так, как брат: ему любые волнения здорово мешали уснуть.