Игорь Андреев - Исповедь кочегара

семье преждевременную смерть?

— Это правда? — прошептал Каю на ухо удивлённый наркоман.

— Правда, — ответил Обрез, услыхав шепчущихся гостей.

— Ну ты и мразь, — наркоман двинулся к Обрезу с очень серьёзными намерениями.

— Погоди, — Кай успел схватить напарника за руку, которой он уже полез за вторым ножом, — пускай сначала обоснует свой поступок.

Наркоман недовольно фыркнул, выхватил свой нож из руки Обреза и ушёл вглубь квартиры.

— Я тебя слушаю, — Кай откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

Обрез держал раненную руку здоровой и бережно прижимал к своей груди. Поначалу он тянул время, ссылаясь на боль, но Кай был неприступен и сдержанно ждал, пока разыгрываемая сцена закончится.

— Когда родители были живы, — тихо начал Обрез, — всё было нормально. Мы существовали как обычная, нормальная семья. Но настал тот день, когда автомобильная авария забрала их в один день, в одно мгновение. Мне было двадцать, Диме — семнадцать. С помощью соседки, которая разбиралась в этих вопросах, я оформил опекунство, чтобы Диму не забрали в интернат. Я бросил учёбу и пошёл работать.

Вдруг на кухню вернулся наркоман с йодом и мотком бинта. Он грубо отдёрнул руку Обреза и залил йод прямо в открытую рану. Бросил ему в лицо бинт и сказал:

— Прощения просить не буду, потому что я сделал это умышленно. Очень надеюсь, что тебе сейчас больно.

Лицо Обреза скривилось от боли, но он ни звука не проронил и аккуратно начал бинтовать руку.

— И на том спасибо, — улыбнулся Обрез.

— Ты не отвлекайся, этот Дима — это тот, кого ты грохнул?

— Да.

— И кем он тебе приходился?

— Братом.

— Кай, можно я его прямо сейчас…

— Нет! — Кай оборвал наркомана на полуфразе.

— Прости, пожалуйста, моему товарищу его несдержанность, он сегодня явно не с той ноги встал. — Кай с упрёком зыркнул на наркомана. — Будь добр, продолжай.

— На работу, говорю, устроился, — продолжил Обрез, не сводя глаз с наркомана, в его интонации слышалась неприкрытая угроза, — чтобы Дима продолжил учиться.

Наркоман принял немой вызов и показательно то складывал, то раскладывал нож-бабочку.

— Может хватит? — Кай перебил Обреза, сверля наркомана осуждающим взглядом.

Наркоман разложил нож, глядя на Обреза, показательно провёл лезвием ножа себе по горлу и бесшумно, словно тень, вышел из кухни.

— Прости ещё раз, — сказал Кай, — не знаю, что сегодня на него нашло.

— Да ничего, я его понимаю. Не каждый день услышишь такие откровенные рассказы из уст убийцы.

В общем, пошёл же я работать. Работал грузчиком в цветочном

супермаркете. Работал тяжко, основным товаром были грунт для цветов, всевозможные удобрения и так далее.

Дима успешно оканчивает учёбу и сразу после выпуска уезжает в Киев на практику. Говорил, что обязательно пройдёт практику, заработает денег и вернётся домой. На дорогу в столицу нужны были приличные деньги. Пришлось влезть в долги. Дима уехал, а я потом ещё полгода отрабатывал.

Когда долги были полностью отработаны, то стремление работать тут же пропало. Стимул в лице родного брата жил в столице и первые два года он даже не вспоминал про меня. Были мысли, что его уже и в живых нет. На почве переживаний и одиночества я начал крепко пить. Водка лилась рекой, я напивался до беспамятства. Начали появляться новые знакомые сомнительной внешности и происхождения. Это были коренные, зловонные, насквозь проспиртованные аборигены.

Просыпаясь в своей постели, я никогда не был дома один, на этой кухне круглосуточно творился квас-газ, менялись только участники скудного пиршества. Шумные игры в карты и домино под водочку раздражали соседей, но мне на тот момент было плевать на всех.

Потом я стал замечать, что из дома начали пропадать мои вещи.

На вопрос, где делся телевизор, мне ответили, что я водочку пью, но при этом не сбрасываюсь в общак, а так как взноса не было, то мы продали телевизор.

После этой дерзкой выходки совершенно чужих мне людей я осознал, что нахожусь на грани индивидуального краха. Мне пришлось

разогнать это гнилое кодло и объяснить в грубой форме сопротивляющимся, что здесь больше нечем будет полакомиться, лавочка закрыта. Захлопнув дверь, я в полной мере ощутил одиночество. Также чувствовалось гнетущее ощущение личного ничтожества, ненужности и бесполезности. Попытки снова устроиться на работу заканчивались

провалом, и я пошёл просить милостыню на местный рынок.

Ещё за год я превратился в самого настоящего отброса общества.