Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

Что это было в лесу? Луис, Луис, неужели ты думаешь, что из этого выйдет что-то хорошее – в кульминации пьесы, в которой участвуют подобные персонажи?

Но отступать было поздно, и он это знал.

К тому же , размышлял он, все еще может закончиться хорошо; кто не рискует, тот ничего не получает. А не рискует тот, кто не любит. У меня есть моя сумка, не та, что лежит в кабинете, а та, что хранится в ванной на верхней полке, та, за которой я послал Джада, когда у Нормы был сердечный приступ. Там есть шприцы, и если что-то случится… что-то плохое… об этом не узнает никто, кроме меня.

Его мысли расплылись, превратились в бессвязную, монотонную молитву, но руки сами взялись за кирку… и Луис принялся долбить землю, по-прежнему стоя на коленях. С каждым ударом он наклонялся вперед, нависая над киркой, как древний римлянин, готовый упасть на меч. Мало-помалу яма делалась глубже и обретала форму. Луис выковыривал из земли камни и большую часть просто отбрасывал в сторону. Но несколько штук он оставил.

Для кургана.

Рэйчел била себя по лицу до тех пор, пока щеки не начало жечь, но все равно продолжала клевать носом. Однажды она проснулась полностью (это произошло у Питсфилда; на шоссе не было никого, кроме нее), и ей показалось на долю секунды, что на нее смотрят дюжины безжалостных серебристых глаз, мигая, словно голодные ледяные огни.

Потом они превратились в крошечные отражатели на столбиках ограждения.

Машина заехала далеко на обочину.

Рэйчел крутанула руль влево, шины взвизгнули, и ей показалось, что она услышала слабый стук, как будто ее передний бампер задел правым краем один из столбиков. Сердце подпрыгнуло и заколотилось так сильно, что у нее перед глазами заплясали темные пятнышки, расширявшиеся и сжимавшиеся в такт биению. Но не прошло и минуты, как – несмотря на испуг, на едва не случившуюся аварию, на Роберта Гордона, орущего по радио «Red Hot» – она вновь начала клевать носом.

В голову пришла безумная, параноидальная мысль.

– Ага, обычная паранойя, – пробормотала Рэйчел под грохот рок-н-ролла. Попробовала засмеяться, но не смогла. Сейчас – не смогла. Потому что мысль никуда не делась, и в ночной темноте она представлялась до жути правдоподобной. Рэйчел чувствовала себя картонной фигуркой, попавшей в резинку огромной рогатки. Бедняжка тщится бежать вперед, но с каждым шагом бежать становится все труднее и труднее, и в конце концов потенциальная энергия резинки становится равной энергии бегуна… и инерция переходит во что?.. элементарная физика… что-то пыталось ее удержать… не вмешивайся, слышишь, ты … всякое тело, находящееся в состоянии покоя, сохраняет состояние покоя… например, тело Гейджа … если на него не действуют другие тела…

На этот раз скрип шин по асфальту был громче, и машина со скрежетом царапнула боком дорожное ограждение, сдирая верхний слой краски; в какой-то момент руль перестал слушаться, и Рэйчел, рыдая, вдавила в пол педаль тормоза; она заснула, не задремала за рулем, а заснула по-настоящему, на скорости шестьдесят миль в час, и если бы здесь не было ограждения… если бы здесь была опора эстакады…

Она съехала на обочину, остановила машину и разрыдалась, закрывая лицо руками, ошеломленная и испуганная.

Что-то пытается не пустить меня к нему.

Более-менее успокоившись и взяв себя в руки, она поехала дальше – машина вроде бы не пострадала, но Рэйчел уже поняла, что завтра, когда она будет ее сдавать, у сотрудников прокатной конторы возникнут очень серьезные вопросы.

Не думай об этом. Будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас самое главное – выпить кофе.

Впереди показался съезд на Питсфилд, и Рэйчел свернула. Через милю увидела у дороги горящую вывеску автозаправки. Заехала туда, заправила машину («А кто-то неплохо чиркнул ее по боку», – чуть ли не с восхищением произнес один из работников автозаправки) и вошла в кафе-закусочную, где пахло жиром для жарки, яичницей… и, слава Богу, крепким кофе.

Рэйчел выпила три чашки крепкого и очень сладкого кофе, одну за другой, как лекарство. Несколько водителей-дальнобойщиков сидели у стойки или в кабинках и заигрывали с официантками, которые все как одна напоминали усталых медсестер тяжелой ночной смены.

Рэйчел расплатилась и вернулась к машине. Машина не заводилась. Ключ в замке зажигания проворачивался с сухим щелчком, но двигатель молчал.

Рэйчел принялась бить по рулю кулаками, медленно и слабо. Что-то пыталось ее удержать. Не было никаких объективных причин, чтобы эта машина – новая, с пробегом меньше пяти тысяч миль – вдруг умерла. Но она умерла, и теперь Рэйчел застряла в Питсфилде, почти в пятидесяти милях от дома.