Игорь Безрук - Дом вечности [рассказы - СИ]

Павел повернул голову и увидел, что внизу, всего в метре от него, лежит, распластавшись, его физическое тело.

Получается, он теперь совсем не он? А он есть то, чего так жаждет человек в черном?

Павел испугался, и ему захотелось обратно, в свою земную оболочку. Он увидел, что с нею окончательно еще не разорвана связь, что от него еще тянется вниз, к его плоти, серебряная нить, и что через нее он еще ощущает себя целым и неразделимым. Но кто-то упорно хочет её разорвать, какие-то темные силы тянут его со всех сторон во тьму, в страшную бездонную пропасть без всякого просвета, и нет возможности вернуться, и нить становится все тоньше и тоньше, пока, наконец, совсем не обрывается…

«Ну что ж, — подумал Павел, — это был мой сознательный выбор и раскаиваться я теперь не вправе…»

А вокруг него уже вихрем кружились какие-то тени. Они торжествовали, Павел чувствовал это по вибрации, странным и необычным звукам, режущим слух. И торжество их было кошмарным.

Но Павел не зря провел эти полгода. Он подготовил себя и к более ужасному. Он знал, чем он теперь будет жить. Он будет жить тем, что успел сделать за те короткие полгода, прошедшие с того момента, когда он впервые встретил человека в черном.

А тьма все уплотнялась, и тени все пуще неистовствовали: шипели, жужжали и вскрикивали в восторге, увлекая за собой Павла.

Но вдруг где-то в вышине над ним заструился яркий голубой свет и прорезал сгустившуюся тьму, осветив Павла.

Тени шарахнулись в стороны, заметались в страхе, не смея вторгнуться в зону света и будто о преграду разбиваясь об нее.

Враз перед мысленным взором Павла стали проноситься образы его прошлого, отчетливо и ясно представляясь, и Павел обрадовано понял, что поступил правильно в эти последние полгода.

Да, он продолжал извлекать из кармана те злополучные купюры, однако ни разу ими не воспользовался. Он запретил жене покупать ему обновку, он ограничил себя в еде и довольствовался малым. Он всё отдавал жене, дочери, родственникам и знакомым, и даже нищим на тротуаре. Он не оставил себе ни гроша, значит, его выбор оказался верным, и Павел безбоязненно поднял глаза навстречу льющемуся сверху свету и увидел прекрасный голубой небосвод с маленькими лиловыми и розово-красными облачками. Он поднимался туда, он чувствовал, что другие силы уже не разрываю его на части, всё вдруг наполнилось неведомым доселе ощущением легкости и неописуемого счастья. Павел оставил все свои сожаления и полностью подчинился увлекающему его потоку…

Когда Николай вошел в полосу леса, на горизонте уже поднималась заря, но небо еще только светлело кое-где на востоке. Подступающие прямо к шоссе разлапистые ели и седые клены будто поглощали зарождающийся на их верхушках свет и не давали дороге открыться во всей своей перспективе. Один за другим в отсвете фар его машины то слева, то справа мелькали вспыхивающие и тут же гаснущие стволы деревьев, какие-то указатели или столбы линии электропередач, тянущейся вдоль трассы.

Это частое мельтешение действовало на Николая усыпляющее, и даже неразборчивая музыка, потрескивающая в динамиках, из-за слабого приема не могла отогнать дрему.

Он думал о чем-то и одновременно ни о чем, но чувствовал, что сильно измотался и наверняка, приехав домой и приняв душ, завалится спать без задних ног. Ехать оставалось недолго, часа два, поэтому не было смысла останавливаться в пути и отсыпаться. Он был уверен, что выдержит и не отключится раньше времени.

Он ехал по лесу уже более пятнадцати минут. Сплошная стена хвои несколько раз менялась то редколесьем, то болотом, густо заросшем камышом и аиром, но потом деревья снова смыкались в беспросветные ряды и снова начиналось мельтешение.

Когда лес стал редеть и сквозь стволы кленов и осин начал неторопливо продираться рассвет, поднимая с земли серую дымку тумана, на Николая сразу повеяло холодом, и он побольше приоткрыл печную заслонку, чтобы согреться.

За железнодорожным переездом в свет его фар попала хрупкая фигурка девушки, охватившей себя за плечи руками. Вероятно, она сошла где-то неподалеку с электрички и, не дожидаясь утра, брела теперь неторопливо по трассе домой. Короткое платьице, худенькие ноги, съежившееся от холода крохотное тельце девушки, — всё вызвало у Николая сочувствие. Когда-то и он вот так несколько раз еще студентом добирался домой из соседнего городка пешком, так как его поезд приходил туда очень поздно, и никакого транспорта поймать не удавалось.