Он замолчал, отвел в сторону глаза, и я заметил, что его руки начинают мелко дрожать. Он страшно побледнел, с непередаваемым ужасом посмотрел на себя и нервным, прерывистым голосом произнес:
— Вот видишь? Видишь: опять! Опять начинается!
Он резко отбросил недокуренную сигарету и выскочил из тамбура. Я не без удивления посмотрел ему вслед. Конечно, всё это для меня было забавно, так как я, хоть и увлекался всякими «такими» историйками, мало допускал, что многие из них правдивы. Я немного читал про необъяснимые случаи чудесных превращений людей в нелюдей, хотел бы верить в посещения нашей планеты инопланетянами или существами с так называемых «параллельных» миров, меня очаровывал своими «Метаморфозами» Овидий и заводили фильмы ужасов, но сам я практически никогда не сталкивался с подобным, и потому всегда снисходительно смотрел на всех, кто так или иначе всерьез утверждал о своей непосредственной причастности к какой-нибудь тайне. И теперь всё происходящее с Вадимом я отнес к области психиатрии. И его детские потрясения, и его последующие, связанные со всем непонятным, смятения. Однако где-то в глубине своего дремавшего сознания я предательски почувствовал некоторое волнение, будто на самом деле соприкоснулся с чем-то загадочным.
Когда я вернулся в купе, Вадим лежал на своей верхней полке лицом к стене, Оля мирно дремала, Сергей Петрович ворочался, натягивая на себя одеяло и кутаясь в него. Я забрался к себе. Лег, попытался заснуть, но сон не шел ко мне. Я все вспоминал необычное возбуждение Вадима и его страх перед неизвестным. Оказалось, это затронуло меня глубже, чем я ожидал. Быть может, действительно, думал я, существуют какие-то подспудные, неведомые нам еще силы, с которыми мы иногда бессознательно сталкиваемся? И нелепые скупые сообщения о том или ином загадочном событии, происшедшем с кем-нибудь из нас, не выдумки безбрежного разума?
Я засыпал в волнении, в надежде поутру еще раз взглянуть в ставшее для меня новым лицо Вадима, но я совсем забыл, что на его станцию поезд прибывает в пять утра, и я его, возможно, никогда больше не увижу. К сожалению, так оно и получилось: я раскрыл глаза только в половине седьмого. Утро было яркое и солнечное.
Когда молодой человек спускался вниз, солнце разыгралось. Оно будто вынырнуло внезапно из-за кучных облаков и засверкало во всем своем великолепии. Ряды одиноких коробок будто перекосились — тени от них косо ложились во дворе. Двор еще пуст. Еще не загалдела детвора, не загудели авто, не разрывались магнитофоны. Опустелой была и волейбольная площадка в глубине двора, и маленькие — на четверых — столики возле подъездов, не порхали еще в вышине голуби. Жара еще не опустилась. Ветер, обычно шныряющий тут, носился где-то далеко за городом. Да и ночная прохлада еще не улетучилась. Было свежо и отрадно.
Молодой человек довольно улыбнулся. Он был красив, и улыбка его очаровательна. Он чувствовал себя легко, как чувствует себя легко человек, отдохнувший после тяжелого и малоприятного дня. Можно даже сказать, что он пребывал на вершине блаженства: лицо его просто сияло от восторга.
Он спустился со ступеней подъезда и на секунду замер. Неподалеку молодые каштаны слегка шевельнули маленькими листьями. Листья эти бросались в глаза своей сочной зеленью. Свежевскопанная у дома грядка резко чернела на фоне тусклого серого асфальта. Где-то стукнула форточка, раскрылись створки застекленной лоджии — люди после пробуждения перво-наперво спешили посмотреть на улицу: какова погода. Они не разочаровывались: погода была обещающей. Сегодня воскресенье, выходной. Многие проведут его за городом. Вернутся домой удовлетворенные, сбросив недельный груз. Молодой человек уже, казалось, был счастлив. Его душа прямо-таки рвалась из тела. И все же для полного счастья ему не хватало малого: он спустился, чтобы купить цветов для своей любимой. Она осталась наверху. Он оставил ее в ванной. Он сказал ей: «Я люблю тебя. Я люблю тебя», — и вышел, тихонько притворив за собою дверь. Уже на лестничной площадке он ощутил дрожь — то ли от холода, то ли от чего другого. Еще пару минут назад этой дрожи не было. Теперь его буквально трясло. И все же он ликовал. Он любил ту девушку, он желал ее, и то, чего он хотел, свершилось. Она там, наверху. Она была с ним и больше никогда не уйдет от него. Он хочет сделать ей массу приятного, но это потом, а пока он купит ей цветов. Тюльпанов. Нет, нарциссов. Нет, — роз! Господи Боже, он даже не знал, какие цветы она предпочитает. Он не спросил ее об этом. Не догадался? Скорее, забыл. Ну и пусть. Он купит ей самые красивые. Она не выйдет из ванной. Она дождется его. Он недолго будет отсутствовать.
Читать дальше