Виктор Прибытков - Легенда старинного баронского замка [Русский оккультный роман, т. XI]

Я опять бросилась к Бруно, умоляя его простить, не клясть никого пред смертью. Вдруг лицо его преобразилось, он улыбнулся, притянул меня к себе и поцеловал своими хладеющими губами; потом вздох… и все кончилось.

Я помню, как я просидела всю ночь над трупом, повторяя последние слова Бруно, они, точно огненные, запечатлелись в моей голове. Кроме этих слов, я ничего не помнила, и так целый год, как говорила мне мамка, я все повторяла одно и то же, его проклятие, да еще просила Бруно никого не проклинать перед смертью.

Надо кончать скорее мое писанье, а то опять мешаются мысли, опять слышу я хриплый голос Бруно.

Пока я ничего не помнила, умер Адольф III, я пришла в себя у его гроба, я вдруг поняла, что мне нужно сделать что-то с моей дочерью, пока не вернулся из своего дальнего путешествия изверг-братоубийца. Мамка увезла Брунегильду к своему брату-рыбаку около Риги. Мамка уговаривала и меня бежать вместе, но я почему-то не захотела, и теперь не знаю почему. Я помню все, что было до смерти Бруно, а что было после — не помню, точно мрак какой спускается в мою бедную голову. А вот, вспомнила: мой второй ребенок, мальчик, умер до рожденья. Когда мне это сказали, я, говорят, долго хохотала, била в ладоши, радовалась. Мне и теперь не жаль его; что бы было с несчастным отродьем братоубийцы!

И вот, почему-то в эту минуту я помню еще одно, помню мое убеждение, что так надо, и я решаюсь навсегда оставить замок, решаюсь ехать в далекую Россию, искать у Царя защиты и правды, почему у Царя, а не у короля, не знаю, но так надо, это я помню. Если мой наследник не родился, то все имущество Ротенштадтов принадлежит мне и Брунегильде. С настоящим бароном фон Ф., извергом, братоубийцей, у меня ничего нет общего, наш брак незаконный, мне это растолковали, и я должна сказать это Царю.

Мне бы хотелось повидаться с моей дочкой, но я боюсь ехать в окрестности Риги, там поблизости живет мачеха со своим новым мужем, она может выследить и выдать мою дочку убийце. Да хранит мое сокровище Царь Небесный, пока царь земной не сжалится над нами и не отдаст нам то, что наше по праву.

Отправляясь в дальний путь, в этот раз вместе с моей верной мамкой, я решаюсь распорядиться единственным достоянием, мне оставленным, фамильными бриллиантами моей матери. Добрый человек, посоветовавший мне ехать в Россию, помог мне продать половину этих бриллиантов на расходы моего дальнего путешествия. Вторую половину я не решилась взять с собою, меня могут ограбить, убить, я хочу, чтобы что-нибудь осталось моей дочке, если ей не суждено владеть богатством Ротенштадтов. Я прячу вместе с этой рукописью в раму моего портрета колье, склаваж, серьги и пряжку, самые дорогие из моих украшений, и молю Провиденье охранить их от хищников, пока они не попадут в руки сострадательной души, на которую я рассчитываю; и вот мое завещание:

Принадлежащие мне родовые драгоценности должны быть отданы дочери моей, от законного моего брака рожденной, Бланке-Брунегильде фон Ф. Ротенштадт, или ее потомству. Милосердное Провидение поможет желающему исполнить мою волю отыскать ее в окрестностях Риги у рыбака; указать более определенно на ее убежище я не смею. Если же никого из нас не будет уже в этом мире, то я желаю, чтобы на вырученную от продажи бриллиантов сумму был устроен приют для бедных девочек-сирот, как моя Брунегильда, в настоящую минуту покинутая поневоле своей несчастной матерью. Да хранит ее милосердное Провидение!

Бланка фон Ротенштадт, баронесса фон Ф. »

Когда Адольф кончил, наступило довольно продолжительное молчание. Обе дамы были так тронуты трагическим рассказом, что не могли тотчас же высказать свои впечатления; на глазах баронессы заметны были слезы.

— Бедная Бланка! — проговорила она, наконец, с глубоким вздохом, — какая ужасная судьба! Папа, ради Бога, поедемте сегодня же с вечерним поездом в Дубельн, я не буду покойна, пока мы не исполним ее последней воли.

— Успеем ли еще сегодня? — ответил старый барон. — Ты забываешь, что я должен сообщить вам содержание писем; теперь половина шестого, — прибавил он, вынимая из кармана часы, — до обеда мне не исполнить своей задачи, а письма очень интересны.

— А если Зельма Фогт умрет?

— Тогда бриллианты будут ей не нужны, и нам придется хлопотать об устройстве приюта; тебе будет много дела и ты перестанешь скучать по Петербургу.

— Какое невыносимое хладнокровие, Адольф! Тебе совсем не жаль Бланки. Умоляю вас, папа, поедемте сегодня, вы расскажете нам все в вагоне.