Андрей Киселев - Гнев Чогори. Гора-убийца [СИ]

— Но! — я, было, хотела ему, попыталась было крикнуть в ответ, но он прервал меня — Я попытаюсь вытащить тебя оттуда! Я хочу это сделать и думаю смогу!

— Нет, не сможешь! И замолчи! Ничего не выйдет! — он прикрикнул на меня — И не время рассуждать о правилах и кто, что хочет и может! Я решаю здесь, кому жить, а кому умереть! Слышишь меня, Роуз?!

— Да — я помню, произнесла, уже понимая все и его те слова.

Он, Леонид, снял с правой своей руки свой привязанный петлей к запястью ледовый ледоруб и бросил его вниз. Тот улетел туда, где клубились рваные под Леонидом Волковым облака.

— Держись, Роуз! — он крикнул мне оттуда снизу — Крепко держись за скалы!

Я держалась из всех своих сил, цепляясь руками и рукавицами за ледяные острые торчащие скалы на самом краю обрыва, но меня его тяжелый мужской вес стаскивал вниз. И вот я уже почти соскользнула с самого края обрыва и повисла, воткнув, успев, свой ледоруб в глубокий фирновый снег. И он держал меня. Этот обледенелый от холода и взявшийся сверху ледяной твердой коркой снег. Я висела над пропастью буквально на том ледорубе и своей правой руке, вцепившись левой в скалы подо мной.

Я была буквально распята на том краю обрыва. И было такое ощущение, что меня скоро разорвет пополам. Сверху меня придавливал мой тяжелый рюкзак, из-за чего я не могла ровно даже всей женской грудью дышать, глотая свою кислородную смесь из баллона. А веревка тянула в пропасть, и казалось скоро моя правая рука, просто сама оторвется от ледоруба. Или ледоруб сдастся и выскользнет из того с толстой замерзшей ледовой коркой снега.

Я пыталась ногами в своих альпинистких ботинках и кошках зацепиться за скалы, но толку не было. Только впустую шерудила ими по сторонам, царапая, черные, торчащие на обрыве вмерзшие в лед и снег камни.

Но, такое будет не долго. Мы сорвемся, и тогда будет падение. Возможно долгое в почти трехкило метровую бездну и потом удар и все. Дальше тело твое Роуз Флетери будет само падение бить, и хлестать с бешенной гоночной скоростью о скалы и камни, лед и снег, превращая в ломаное нечто и бесформенное. Оно будет лететь, и катиться вниз до полно остановки в каком-нибудь подгорном ледовом разломе бершрунге или застрянет среди расщелин и скал почти у подножия самой вершины.

Я не желала себе такого тогда. Я не за этим приехала в Каракорум. И я хотела выжить любой ценой.

Сейчас это выглядит, конечно, и скорее всего, эгоистично и цинично. Но вы не были на моем месте тогда. И вам не стоит судить обо мне сидя перед экраном телевизора или компьютера и читая вот этот мой рассказ. Мои рассуждения молодой тридцатилетней женщины о жизни и смерти в горах. Я считаю, что каждый из вас окажись на моем месте думал бы тоже точно так же в тот момент на грани и волоске от самой смерти. И именно тогда я думала так. И я хотела жить, практически сорвавшись уже с любимым Леонидом Волковым в ту пропасть на Южной стене К-2.

Мне даже сейчас это жутко вспоминать. Именно тот самый момент, момент, когда ты осознаешь всю свою бесполезность и беспомощность. И самое страшное, что ты не способен помочь любимому уже ничем. Все мысли только о самой жизни. О том, как выжить. И только дикий кошмарный ужас самой страшной смерти в твоем человеческом сознании и больше ничего. Ты даже ощущаешь, как замирает от ужаса само твое сердце и все уходит куда-то в самые пятки. И ты цепляешься, что есть сил, за эти чертовы, торчащие камни и острые скалы своими руками и за тот торчащий в обледенелом снегу на самом краю обрыва ледоруб. А внизу в метрах десяти под тобой. Болтаясь и раскачиваясь на ветру и на длинной одной десяти метровой натянутой, как тугая струна нейлоновой альпинисткой перильной страховочной веревке над пропастью и над пеленой клубящихся внизу рваных под ним облаков, висит твой любимый. Такой же абсолютно беспомощный, и неспособный помочь даже себе самому. Он висит посреди ветра и ледяной пустоты над клубящимися внизу под ним рваными и жаждущими его, словно жаждущими его смертельного падения облаками.

Леонид, сорвав со своего лица свою кислородную маску и, пересиливая и перекрикивая злой ледяной обжигающий его легкие и лицо ветер — Роуз! Послушай меня! Я сделал много в своей жизни ошибок! Но я все сейчас исправлю!

Он, расстегнув ремни своего тяжелого альпинисткого рюкзака, сбрасывает и его с себя в ту пропасть.

— Роуз! — он произносит мне — Слышишь меня, Рози!

— Я слушаю тебя, любимый! — я ему кричу сквозь свою кислородную маску, но ощущаю, что задыхаюсь. Что даже скоро и произнести не смогу ни слова. Эта натянутая звенящая пристегнутыми на ней карабинами и крючьями страховочная метров десяти перильная нейлоновая веревка, этот спасательный альпинисткий фал убивает меня. Убивает под его весом, придавив к самим скалам. Еще мой давящий сверху тяжелый рюкзак. И я понимаю, что даже умру раньше, чем упаду в пропасть со своим любимым Леней.