Анна Старобинец - Резкое похолодание. Зимняя книга [сборник litres]

– Оу, ты много р-работал, чтобы собр-рать нас всех здесь сегодня здесь!

– …собрать нас всех здесь сегодня здесь!

– Оу, спасибо тебе сегодня за эту работу!

– …Оу, спасибо тебе сегодня за эту работу!

– Оу, наши тела – твои святые хр-рамы! Твои святые сосуды, Гоуспоудь! Оу, мы хотим помочь тебе, мы не хотим видеть, как тебя пр-ренебр-регают!

– … тебя пренебрегают…

– …И как мало достойных тебе, оу, Лорд, оу, Лорд!.. Мы тебе твои святые и собр-рались здесь сегодня, чтобы славить тебя! И мы здесь сегодня славим тебя! Ай-мень!

– Ай-мень! – истошно заголосил хоровод. – Ай-мень! Ай-мень!! Ай-ме-е-ень!!!

– Теперь-рь все святые могут сесть, – Американский брат вытер с широкого лба испарину бумажной салфеткой и счастливо вздохнул, глядя, как великолепная семерка разбредается по гостиной. – Кто еще хочет сегодня здесь свидетельствовать?

– Я! Я! Сестры и братья! – срывающимся от волнения голосом возопила бальзаковская без очков. – Сегодня я хочу свидетельствовать о том, как велики наши дела!

Все (приподнято):

– Ай-мень!

– …Я также свидетельствую о том, как велики дела нашего Лорда!

– Ай-мень!

– …Я свидетельствую, что сегодня наш великий Лорд, наш Гоусподь, привел к нам Овцу!

– Ай-мень!

– …Вот она, теперь среди нас! Ай-мень! Наша сестра, сестры и братья! Святая, как и мы! Вчера она пришла к нашей вере! Я свидетельствую, что она еще совершает ошибки, как мы все недавно видели, но она уже среди нас, святые, и поэтому ошибок скоро не будет! Похлопаем нашей новой сестре, нашей овце! Встань, овц… сестра!

– Бабушка, встаньте…

Старушка неуверенно поднялась с табуретки под гром аплодисментов.

– Нинхау-мэй-мэй-желе-хуанин, – сладко запела бабушке Шаньшань.

– Здравствуй, сестра, – звонко, по-пионерски испортила песню переводчица. – Добро пож…

– Здравствуй, миленькая, – с готовностью ответила переводчице старушка. – Здравствуй… А чего ж ты к старшим-то на «ты» обращаешься? Ты ж мне в внучки годишься, милая…

– …пожаловать… Это не я, – сбилась переводчица. – Это она. Она говорит, что…

– Да ты на других-то не сваливай. – Старушка погрозила переводчице пальцем и укоризненно качнула головой, отчего голова опасно замоталась во все стороны: мелкие одобрительные кивки вошли в неприятный резонанс со столь решительным отрицанием.

Шаньшань перестала петь и непонимающе уставилась на переводчицу. Та горячо зашептала ей в ухо.

Положение поправил святой в тренировочных штанах:

– Братья и фефтры, – зашепелявил он, щедро распыляя слюну через дырку в зубах. – Пофдравим нафу новую фефтру ф обрафением в веру! Ай-мень!

– Ай-мень, – горячо поддержали присутствующие.

– Если ты хочешь свидетельствовать – свидетельствуй, – великодушно позволил бабушке голубоглазый.

– Чего? – заморгала та.

– Свидетельствуй, сестра, – зашептали святые.

– А это как?

– Ну, р-расскажи, напр-ример, как и почему ты стала святой.

– Да Господь с тобой! – испугалась старушка. – Какая ж я святая, сынок?!

– Бр-рат, – поправил американец.

– Чего?

– Называй меня «бр-рат».

Старушка озадаченно посмотрела в ясные, голубые, заморские глаза.

– Хорошо, сынок… То есть, это, браток… Только я ж все равно не святая, браток. Грешная я, много греховна мне…

– А мы тут все святые, женщина! – сварливо сообщила бальзаковская в очках.

– Да, все святые, – поддержала коллегу бальзаковская без очков. – Потому что все мы освящены нашим Господом, аминь… ай-мень.

– Ай-мень, – нестройно поддакнули святые.

– Фвидетельфтвуй же о том, как ты прифла к нам, фефтра, – напомнил тему урока тренировочный.

– Да я же это, братки… – Старушка совсем растерялась. – Этого, как его… Вон, соседка моя, Наталья…

– Сестра Наталья, да! – восхитились братья и сестры, оглядывая бальзаковскую без очков.

– …Да, Наталья… Сестра… Так сказать, соседка… Мне, значит, говорит: «Пойдем со мной в церьковь». Ну, я и говорю: «Почему ж не пойти, в церьковь-то…». А в церькьви-то я давно не была…

– Ай-мень! – громогласно перебил бабушку американец. – Так восславим нашего Гоуспоуда, который привел эту овцу к нам здесь сегодня!

– Ай-мень!

– Ай-мень!

– Ай-мень!!!

Шабаш продолжался до полуночи.

Через день гости снова пришли. И еще через день. Они приходили четыре раза в неделю. Четыре – плохое число.

Число смерти.

Когда гостей не было, узкоглазая варила в большой кастрюле вонючий суп из тухлой рыбы, грибов, водорослей и лапши – себе и коту. Кот сжирал причитавшуюся ему долю сразу, нервно давясь, заглатывая куски. Я брезгливо вылавливал из кастрюли лапшу. Узкоглазая ела весь вечер, отхлебывая по ложечке. Она чавкала, сморкалась и негромко разговаривала то ли сама с собой, то ли с котом на своем певучем, мяукающем языке. На своем ведьмовском наречии.