Вообще у прудов я настолько расхрабрился, что не пошел по Большому Патриаршему, хотя так быстрее, а решил сделать крюк и свернул в Спиридоньевский переулок – специально, чтобы взглянуть на злосчастный дом с барельефами, выстроенный на месте Спиридоньевской церкви. Тогда, в тридцать девятом, я до него, естественно, не дошел – настроения не было.
А посмотреть стоило. Обязательно стоило. Столько глупостей, столько подлостей я сделал из-за этого дома, а так до сих пор его и не видел…
Все началось с мужика.
В дверь позвонили, тут же зачем-то постучали, Лева открыл. На пороге стоял мужик в огромной ушанке, громко хлюпал носом и показывал бумагу, на которой фиолетовыми чернилами, капризным загогулистым женским почерком было выведено:
В Краснопресненский Райсовет
Жильцов дома № 26 по Спиридоновской улице
ЗАЯВЛЕНИЕ [2] Здесь и далее: Заявление жильцов, проживающих по адресу: Спиридоновка, 26, от 05.01.1929. Документ из архива; текст подлинный.
– Ознакомьтесь с документом. – Мужик уверенным рывком выбросил руку с бумагой вперед, точно ударил кого-то по невидимой морде, и в этой позе застыл. Получалось, что сам он вроде как вежливо остался за порогом, а рука самовольно вошла в прихожую.
Лев наклонил голову и, близоруко щурясь, начал покорно знакомиться. Изящные фиолетовые буковки с тонкими, похожими на паучьи лапки завитушками смотрелись как-то неуместно рядом с красной, шершавой мужицкой рукой, сжимавшей «документ».
– Можно? – Лев бережно потянул листок за край; красная клешня с готовностью разжалась.
Мы, нижеподписавшиеся, настоящим просим Краснопресненский Райсовет закрыть церковь по Спиридоновской ул. (рядом с нашим домом).
Мотивы:
1. Церковь мешает нашим нормальным условиям жизни и отдыха.
2. Деятельность церковников разлагающе влияет на наших детей.
3. Таким же образом влияет на учащихся Узбекского института имени т. Сталина (церковь напротив института).
4. Закрытие церкви верующих не стеснит, так как в окружности имеется много других церквей и храмов.
5. В нашем районе нет клуба для культурной работы и отдыха трудящихся.
Поэтому предлагаем церковь закрыть и передать под клуб или же пустить на снос, использовав имеющиеся ценности.
– Подписывайте, – устало скомандовал мужик и шумно потянул носом.
Выигрывая время, Лев вдумчиво повертел листок в руках и даже перевернул обратной стороной, на которой неожиданно тоже обнаружился текст. Почерк, впрочем, здесь был другой – неразборчивый и какой-то нудный, все слова автор безжалостно растягивал и сплющивал, так что в одной строчке помещалось не больше двух-трех:
Мотив первый недостаточно веский. Мотив второй самый веский и убедительный. Третий мотив непонятен. На узбеков одинаково влияет любая московская церковь. Соображения п. 4 правильные. Церквей у нас больше чем достаточно. Мотив пятый несерьезный. Ни для какого клуба церковь не пригодна. Церковь необходимо возможно скорее снести и расширить улицы, и к такому требованию я безусловно присоединяюсь.
5/I 1929 г.
Далее следовала длинная неразборчивая подпись и лаконичный адрес: кв. 20.
Лева смущенно хмыкнул и попытался вернуть «документ» обратно, клешне. Мужик за порогом не шелохнулся. Клешня, давно уже ретировавшаяся из прихожей в просторный карман мужикова тулупа, вылезать наружу и забирать бумажку не собиралась.
– Подписывайте, – с нажимом повторил мужик и угрюмо взглянул на Леву несчастными похмельными глазами.
– Но я… Но мне не мешает эта церковь. – Лева снова протянул бумажку неподвижному мужику.
– Вы что, верующий? – вяло удивился мужик.
– Нет, атеист.
– Дети есть?
– Есть.
– Сколько?
– Одна. Дочка.
– Сколько?
– Одна, я же сказал!
– Сколько ей лет, – снисходительно пояснил мужик.
– Ей… – Лева, как обычно, на секунду замялся. Сходу назвать Лизин возраст он никогда не мог, всегда требовались подсчеты, и Валя за это на него страшно обижалась, а он лицемерно недоумевал: «Но Валюша, это же естественно: возраст меняется, а год рождения – нет». – Ей три годика.
– Ей мешает.
– Простите?
– Вам церковь не мешает, а ребенку мешает. Деятельность церковников разлагающе влияет на наших детей.
– Поверьте, ей церковь тоже не мешает. – Лев начал наконец злиться; светло-карие его глаза слегка позеленели, а это был первый признак. – Прошу меня извинить, я занят.
Левина рука, протягивающая листок, снова глупо повисла в воздухе.
Читать дальше