Анастасия Сергиева - Истории в меланхолии

Он бродил по траве и по камням, выкликая имя Инииды. А на берегу стояли кони – жеребцы гнедые с кобылицей. И роняла наземь она слезы, видя, как титан ее же ищет. Как берет он в руки лиру, что она во гневе повредила. Как он заклинает здешний ветер отыскать его любимую, Ини́иду.

Не найдя любимой, Солнце-Гелий переправился чрез Океан с конями. И вознесся быстро на Олимп он. Он шептал, что обратится к Гее, бабка внука строго пусть накажет. Думал Гелий, что себе Кронион для утехи взял дочь Иния седого.

Выпрягает сам пресветлый Гелий жеребцов гнедых и кобылицу, сам по стойлам он коней разводит – уж такой придумал он обычай. Треплет он по шее кобылицу, удивляется слезам в глазах он конских.

А Ини́ида к родной ладони шелковистой мордою прижалась и глазами темными все смотрит, словно речью человечьей молвит:

–– Гелий, Гелий, это я, Ини́ида. Обратил меня Зевс в кобылицу…

Но титан не смог в глазах чернее ночи темной те слова прочесть. Ушел – к Селене. Может быть, сестра его что знает? Инии́да горько зарыдала. Поняла она, что Гелий участи ее не ведает. И подать ту весть она не может.

А наутро из своих чертогов солнечный титан не вышел. Вместо Гелия Аполлон взошел на колесницу. Кони, к легкой руке прежнего привыкши ездока, храпели и лягались. Но смирил их Феб уздой железной, что Гефест ему на этот случай сделал.

Сребролукий бог весь день нещадно сек бока коней бичом и дергал вожжи, бег упряжки себе подчиняя. Говорили люди – колесница Солнца то едва-едва виднелась в небе, то у самой у земли гремела, травы и деревья опаляя.

Иниида, что была в четверке, тяжести езды не превозмогла. Рухнула гнедая кобылица у воды седого Океана. Аполлон ее тогда не поднял, трех коней с повозкою поставил в золотую ладью Гелия и отбыл по пути к Олимпу, как обычно солнечный титан с конями плавал. А Инииду Феб юный здесь покинул, рассудив: идет пускай на волю.

Был в то время у богини Геры Аргус, многоокий страж, титан небесный . От его пронзительного взора даже мушка – та не укрывалась. Попросили два титана света – Гелий и Селена – Инииду отыскать Аргуса. Действительно ль Кронион титаниду спрятал, сам желая получить ее в свою утеху? Ведь и Аргус из рода титанов. Неужели глух он будет к просьбе?

Передал тот разговор и просьбу Аргус-Страж, Всевидящие Очи, Гере. И богиня испугалась, что и впрямь захочет Зевс, сын Крона, взять себе на ложе Инииду. Если же прекрасен ее голос так, как слышала о нем богиня, вдруг ее муж больше не захочет видеть Геру? Будет Иниида царствовать над всем Олимпом тогда? И задумала она лихое…

Вот что по велению богини сделал Аргус, что все в мире видел. Он убил гнедую кобылицу, дикую, что родом была с Крита. Указал он на нее титанам и сказал – вина то Аполлона. Он загнал и умертвил Ини́иду, не поняв, что та – не просто лошадь.

Настоящая же титанида по веленью Геры сосной стала. И стоит она у Океана и, роняя слезы, плачет горько. А напоены те слезы светом от любви ее к титану-солнцу.

Каждый вечер мимо идет Гелий. Каждый вечер он в ладью садится. И плывет в укромную он бухту, где когда-то пела Инии́да…

Говорят, что некогда на свете А́ргус жил титан, прекрасный ликом. На закате он на холм ложился, подпирая голову рукою, и смотрел он на землю стооко .

Все знал в мире Аргус, все он видел. И о том рассказывал он Гере. И о том, как муж ее Кронион по ночам с высокого Олимпа вниз спускался на людскую землю. И о женщинах из смертных и бессмертных, всех, кого Зевс брал себе на ложе.

Верила словам титана Гера, был он преданным слугой богине. И когда Зевс гневал, грозный ликом, на Аргу́са за его доносы, не давала воли ему Гера сотворить худое что титану.

Но и Гере было неведомо, что скрывает А́ргус звездноокий от богов, что наверху Олимпа пировали в золотых чертогах.

В серебро-зеленом лесу горном, на лугах, украшенных цветами, издавна жила Киана дева, тоже, как и Аргус, титанида. Отцом был ее Нерей правдолюбивый, матерью была лесная нимфа. И по матери Киана тоже лес любила и жила в нем.

Густы были кроны того леса, высоки были его деревья, и не проникал среди ветвей тех взгляд всевидящего Аргуса. Но однажды вышла тихой ночью на опушку светлую Киана. Потянулась к звездам, что мерцали вдалеке на темном небосводе. То не звезды были, были очи Аргуса, числом неисчислимы.

И напомнили они Киане те цветы, что час в году единый расцветали на ее полянах. Были даром от отца Нерея, чтобы помнила о нем Киана. Не цветы то были – с моря жемчуг, что играл со света переливом.