Я задумался на мгновение. Откровенно говоря, у меня и семьи-то нет – ни жены, ни детей, хотя дожил до третьего десятка. Чего там говорить, едва Ника поманила меня – я сорвался за ней, даже не удосужившись заглянуть домой, да так здесь и остался.
– Ладно, я всё понял, – кивнул я, хотя, конечно, ни черта не понял. – Зайду к нему через час.
Развернулся и зашагал к лестнице. Оздоев смотрел мне вслед.
– И куда? – спросил он.
– К Сафоновой.
– Тебе чего, там мёдом намазано?
Я только отмахнулся.
Может быть, у меня не было семьи, а сам я никогда не был борцом с заразой, за спиной которого образовался её новый очаг, но кое к кому я всё же привязался. В те редкие минуты, бывшие для нас с ней общими и не омрачёнными присутствием искажения, Ника была забавной, весёлой девушкой, умеющей отлично пошутить и поддержать разговор на любую тему. Ей было всего шестнадцать, и если бы не всё это, она сейчас уже пошла бы в одиннадцатый класс и думала бы о том, как и куда поступать, вместо того, чтобы быть бледным подобием самой себя, прикованным к постели. Шёл одиннадцатый день. Мне ужасно её не хватало.
Я остановился в дверях её палаты, не решаясь зайти внутрь.
– Начальник дал мне личное задание, – нерешительно заговорил я, вглядываясь в белое лицо. – Не знаю, будет ли у меня возможность ещё заглядывать. Сама понимаешь, в моей «карьере» это впервые. В моей карьере многое впервые…
Конечно, она не могла ответить. Чёрные ресницы даже не дрогнули.
– Это насчёт его сына, – продолжал я. – Знаешь… глядя на него, сложно поверить, что он в принципе способен на близкие отношения. Куда уж там дети…
Если бы с ней всё было в порядке, Ника наверняка улыбнулась бы. Тоже пошутила бы насчёт этого…
– А ещё это всё заставило меня о многом задуматься, – я чуть понизил голос. Прошёл в палату, коснулся руки Ники – она была холодной, хотя в палате было тепло. – Дождусь, когда ты придёшь в себя, и уйду в отпуск. Съезжу на море, если захочешь, даже вместе с тобой. Пора бы мне с кем-нибудь познакомиться, завести свою семью…
Я почувствовал, что мои пальцы слишком сильно сжали её руку, и тут же выпустил её. Снова вгляделся в бледное лицо.
– Хотел бы, чтобы у меня была такая дочь, как ты, – еле слышно сказал я. – Если я буду рядом с ней с самого начала, я смогу её защитить от всего этого, я уверен. И всяко лучше, чем некоторые – своих сыновей…
Сердце сжала непонятная тоска. Не попрощавшись, я резко развернулся и вышел из палаты.
Были и другие истины, какие мне предстояло узнать. Например, раз уж ты не можешь всё контролировать в одном месте или сфере своей жизни, займись тем, что ты можешь контролировать. Например, парнем, проживающим свой последний приступ перед переходом в минусовую фазу.
– Небылицын, – ещё в коридоре послышался тихий стон. – Я сейчас сдохну…
А может, это был первый «минусовой» приступ – кто его знает. Каждое искажение было особенным, каждый человек переживал его по-своему, и этот парень проходил ускоренную программу. Если приступы Ники могли длиться днями – а текущий «минусовой» и вовсе растянулся на две недели – то Соболев-младший приходил в себя за минуты, в крайнем случае – за часы.
– Только не на моём дежурстве, – фыркнул я, открывая дверь пропуском.
Это был мой первый боевой опыт общения с приступами «минуса». Обычно он проходит безопасно для окружающих, но иногда получается иначе. Соболев-младший мог бы быть из разряда «иногда». Я вошёл в его палату, торопливо закрыл за собой дверь и сел на стул рядом с кроватью. Парень через силу улыбнулся.
– Ну и каково чувствовать себя едой?
– Лучше, чем кажется, но хреново, если задуматься, – отозвался я. – Расслабься и получай удовольствие.
Так вот, иногда так случается, что искажение начинает поглощать всё, до чего дотянется. Когда оно не слишком голодно, ему сгодится и обстановка в комнате – та резко состаривается, покрывается трещинами, рассыпается в труху. Чуть более жадное искажение ищет жертв среди окружающих его людей, предпочитая чужое искажение как особый деликатес. Самоотверженное же, как у Ники, медленно убивает своего носителя… хотя, может быть, не такое уж оно и самоотверженное. Просто не дотянулось по тем или иным причинам до чужого. Когда генерал говорил, что я должен был присмотреть за его сыном, он явно имел в виду «пережить с ним минусовую фазу так, чтобы никто не сдох».
Искажение Соболева-младшего с особым удовольствием потребляло меня. Это я понял в то мгновение, когда опустился на стул – меня как будто припечатало к нему, дышалось с трудом и захотелось повеситься, только бы быстрее закончилось всё это.
Читать дальше