Александр Белинский - Тайна старой усадьбы [Русский оккультный роман, т. XII]

В усадьбе живет привидение. Это призрак молодой еврейки, изображенной на портрете, висящем в угловой комнате старого дома, обращенной на юго-запад.

Этому призраку, по-видимому, не дано власти выходить за пределы сада; ни в старом доме, ни в каком-либо ином месте усадьбы или имения его встретить нельзя. Кроме того, он является только законным владельцам Борок, и ни одно постороннее лицо никогда его не видело.

Если сможешь, не бойся этого призрака; он совершенно безвреден; он только просит похоронить его, то есть, останки молодой еврейки, по еврейскому обряду, и обещает за это отслужить.

Я собственными глазами видел этот призрак много раз и при самых неожиданных условиях. Где находятся останки еврейки, я не знаю, но, вероятнее всего, их нужно искать в диком саду, в конце длинной липовой аллеи, выходящей на площадку на берегу протоки.

Я это думаю потому, что там я всегда испытывал мучительное ощущение присутствия какого-то невидимого мне существа.

Боюсь, что с этим ощущением придется ознакомиться и тебе, но на всякий случай предупреждаю, что ощущения этого я не испытывал, когда бывал на площадке не один, а в сопровождении кого-либо постороннего.

Я всеми силами старался собрать какие-либо сведения относительно еврейки, изображенной на портрете, но это было очень трудно; про еврейку никто ничего не знал, а упоминать о ее призраке я не мог, боясь прослыть за сумасшедшего.

Все же мне удалось узнать кое-что, а именно от старого еврея Кельмана, который в мое время содержал на краю деревни лавочку; быть может, он еще жив.

После долгих обхаживаний старого Кельмана мне с большим трудом удалось выведать от него довольно странную историю.

Он рассказал мне со слов не то своего деда, не то прадеда, проживавшего, как и весь его род, в Борках, что в старое время, в самый разгар крепостного права, имение это принадлежало какому-то помещику особенно дикого и жестокого нрава.

Не имея семьи и обладая самым разнузданным характером, помещик этот завел у себя в усадьбе целый гарем, который пополнял крепостными девушками, захватываемыми им из нескольких принадлежавших ему соседних деревень.

Гарем этот помещался в небольшом доме, который в те времена стоял на месте современного старого дома, построенного по распоряжению одного из позднейших владельцев Борок.

В одну бурную ночь, вернувшись из своего очередного набега, которые этот помещик совершал, окруженный своими опричниками, он привез с собой на седле своего коня молоденькую еврейскую девушку дивной красоты.

Где она была похищена, никто не узнал, но помещик так влюбился в нее, что даже разогнал свой гарем и выписал из города какого-то знаменитого по тем временам художника, который и нарисовал с еврейки вышеупомянутый портрет. Портрет этот всегда висел в кабинете помещика.

Спустя недолгое время после поселения в усадьбе красавицы-еврейки, в соседних деревнях стал появляться какой-то никому не известный молодой еврей.

Был ли он возлюбленным или женихом похищенной девушки, неизвестно, но только ему каким-то образом удалось подкупить одну из дворовых женщин, которая, пользуясь временными отъездами своего барина, устраивала ему свидания с еврейкой в самых глухих местах уже бывшего тогда дикого сада.

Конечно, это не могло долго оставаться в тайне от помещика, в котором закипела бешеная ревность. Была устроена засада, и в одну из темных ночей помещик сам накрыл влюбленную парочку.

Во время происшедшей при этом схватки еврей был ранен, но каким-то чудом бежал и скончался от своих ран в одном из соседних селений, что же касается до еврейки, то с тех пор никто, нигде и никогда ее не видел.

Помещик вскоре после этого переселился в город, где и умер от пьянства и беспутной жизни, но с тех пор всем законным владельцам Борок, которые сменялись очень часто, стал появляться призрак еврейки, прося похоронить останки усопшей по еврейскому обряду и обещая за это отслужить.

Рассказывая мне все это с подробностями, которые мне трудно теперь тебе передать, старый Кельман высказывал свое предположение о том, что в порыве ревности жестокий помещик убил молодую еврейку и закопал ее где-то в диком саду, и вот с тех пор душа ее не может найти себе покоя и не найдет его, пока останки ее не будут погребены по еврейскому обряду.

При постройке нынешнего дома, которая производилась при жизни Кельманова отца, портрет еврейки был повешен на то место, где он находился и при мне.