Глеб Кащеев - Отельер смерти [litres]

Монах заметил, что Лев внутренне возмутился, хоть и ничего не сказал.

– Вы все-таки не поняли… это не значит, что вы должны покидать это место, которое вам по душе. И бросать тех, кого вы нашли здесь и кто вам дорог, тоже не нужно. Не останавливайтесь внутри себя. Почувствуйте, что вот это все вокруг вас такая же иллюзия, как и та, что вы по желанию творите для обычных людей. Выйдите и за ее рамки. Ваши глаза пока закрыты, и вы по-прежнему смотрите не на то, что вас окружает, а всего лишь на игру картинок на ваших веках. Постарайтесь открыть их хотя бы на пару секунд. Жить в таком состоянии непросто, и многие, на миг открыв глаза, предпочитают сразу закрыть их обратно или придумать себе картинку, которую видеть приятнее, чем ослепительно сияющую пустоту. Но вам надо уметь видеть сквозь иллюзию. Вам особенно.

Лев помолчал, рассматривая поверхность стола перед собой.

– А что сейчас видите вы? – спросил он и посмотрел в глаза монаху.

– Я сейчас стою на ветру на узком горном перевале. Я поднялся по одной тропе и сейчас спущусь по второй, – старик кивнул в сторону левой двери, – но это ничего не значит. Это всего лишь то, что предпочитаю видеть я. Удачи вам, юноша.

Монах улыбнулся и, постукивая палкой, вышел в левую дверь. На сей раз он не потрудился ее открыть, а просто прошел сквозь нее.

Лев опустился обратно на свой стул. «Интересно, с его точки зрения я тут на кучке камней, что ли, сижу?» – вяло подумал он.

Слова монаха все никак не выходили из головы, хотя ни принять их, ни понять он не мог. Наверное, так мог бы себя чувствовать первоклассник, только что похваставшийся профессору математики, что освоил сложение, а в ответ получив что-то типа: «Это ерунда, осталось освоить умножение, возведение в степень, а там и до логарифмов недалеко».

«Да ну на фиг… жесть какая-то. Как так жить-то можно?» – подумал Лев и постарался пока выкинуть все это из головы.

Он сходил на кухню и нанес смертельное оскорбление Марье Петровне, достав из холодильника и разогрев мамину еду. Повариха поджала губы и даже разговаривать с ним не стала. Только яростно шинковала какие-то овощи. Но Лев знал, что она уже завтра отойдет и будет вести себя с ним как ни в чем не бывало.

Когда он доел, в левую дверь постучали.

Вот это было странно. Со стороны Дарк-Тауна про отель знали все. Гости уверенно заходили внутрь. Раньше стучали только со стороны Москвы, да и то в основном изрядно перепуганные опера.

Лев вернулся в холл и открыл дверь. На пороге стоял очень мускулистый мужчина с кожей странного горчичного цвета в не очень чистом черном дешевом пиджаке, надетым прямо на голый торс. Черная косматая шевелюра вряд ли вообще была знакома с расческой, а плоское лицо с широким приплюснутым носом создавало ощущение, что по этой морде только что кто-то приложил со всей силы доской.

Существо попыталось улыбнуться, и Лев разглядел два больших нижних клыка, торчащих поверх верхней губы.

– Доштавка, шер.

Только тут Лев заметил большой сверток темной ткани, прислоненный к стене.

– Я ничего не заказывал.

Неизвестный запустил четырехпалую лапу с черными когтями куда-то в район своей подмышки и явил свету желтоватую скомканную бумажку. Он с трудом расправил ее и по слогам прочитал:

– Ни-ка. Жакаж шделала она.

– А что там? – Лев кивнул на сверток.

– Жеркало.

Ника действительно возмущалась, что во всем отеле нет ни одного зеркала.

– Хорошо. Заносите, – Лев посторонился.

Грузчик очень бережно взял сверток, затащил в холл и прислонил к стене.

– Сколько я вам должен?

– Вше оплачено уже, – мужчина, не дожидаясь чаевых, тут же вышел за дверь и быстро, как показалось Льву, даже торопливо прикрыл ее за собой.

Он аккуратно потянул за край ткани, и та легко сползла вниз, открыв его взгляду огромное зеркало в тяжелой бронзовой оправе. Зеркальное полотно было метра два в высоту и примерно метр в ширину. Толстая и по виду жутко тяжелая рама в виде переплетающихся черных и бронзовых колючих веток была закреплена на специальной подставке с колесиками. Так как сейчас неожиданный подарок стоял под наклоном, прислоняясь к стене верхним концом, то колесики подставки болтались в воздухе.

«Надо же… и ничего мне не сказала».

Лев потянул за раму, чтобы придать зеркалу вертикальное положение, но оно даже не сдвинулось. Он рванул посильнее. Весила вся конструкция килограмм семьдесят как минимум.

Зеркало медленно начало клониться вперед. Как только передняя ножка коснулась пола, она тут же с треском подломилась и огромная рама, двигаясь дальше по инерции, начала падать. Лев попытался удержать ее, но с таким же успехом можно было попробовать остановить паровоз. Пальцы только беспомощно скользнули по скользкому металлу. Со всего размаху зеркало громыхнулось об пол.