Сергей Савенков - Жизнь номер 2016 - Песни девочки не со звёзд [СИ]

Когда я вышла из душа, меня ждал сюрприз. Одежды не было.

Девчонки! Меня начинали боятся, но ненавидеть не перестали. А я размечталась, что меня оставят в покое! Напрасно Семёныч сказал о встрече при всех.

Да только, я уже стала другой. Плевать я на всех хотела!

Как была, голышом, я вернулась в комнату. С волос стекала вода, за «вьетнамками» оставались следы. Девочки тихо хихикали.

Я заглянула в тумбочку.

Пусто. Ни косметики, ни одежды.

Ирка заржала в открытую.

Ну конечно! Кто же ещё? Считает себя в нашей комнате главной.

Я подошла, кротко опустив глаза. Спросила:

— Ирочка, где мои вещи?

И неожиданно провела прямой в челюсть здоровой левой рукой.

Ирочка, хлопая ресницами, осела на пол. Вся спесь слетела. Сопротивляться она и не думала.

— Я спрашиваю, где мои вещи?

Она не ответила. Я обратилась к другим:

— Где?

Девчонки молчали.

Искать — не вариант. Они ждут именно этого.

Из Иркиной тумбочки я вытащила косметику и бросила себе на кровать. Из шкафа достала Иркины шорты и блузку…

Пальцы распухшей правой руки не шевелились. Я красилась левой, которая теперь тоже болела.

Казалось, мир сходит с ума. Что они все себе думают?

Я главная подозреваемая в убийстве. Для обвинения улик предостаточно. Сегодня приедет столичный следак. А меня наряжают, как будто невесту!

Я с непривычки заехала щёточкой в глаз.

Неужели Семёныч верит, что всё устаканится? Все дружно забудут о трупах, он заживёт так, как прежде, а я поеду в Германию?

Абсурд!

Может, я чего-то не понимаю? Может, деньги и связи решают всё?

Я сопела, высунув язык изо рта. Мне очень хотелось произвести впечатление на взрослого. И вовсе не потому, что так приказал Семёныч.

В комнату заглянула питалка:

— Он ждёт тебя возле клёнов. Прекрасный мужчина!

Белые Иркины шорты болтались, спасал лишь ремень.

Ого! Огромный мужик и красивый. Брови дугой, волевой подбородок. Озорные глаза, в которых светится ум и, вроде бы, сострадание.

— Вот! Это Мика! Знакомьтесь! — питалка заискивающе улыбнулась мужчине, вытерла потные ладони о бёдра. — Что же, не буду мешать!

Мы остались одни. Мужчина сказал: «Ты такая красотка!», и очень по-доброму прищурил глаза.

Красотка? Сердце забилось сильнее.

Мужчина вытянул руку.

— Ганс!

— Мика.

Я пожала протянутую ладонь — крепко, как только смогла, изо всех сил стараясь произвести впечатление. Его ладонь была большая, сухая и тёплая.

— Не думай, я украинец. Просто уехал в Германию, по делам. Так что, я вовсе не Ганс.

Странный мужчина! «Я Ганс, но я вовсе не Ганс! А кто, тебе знать ни к чему!»

Но глаза у него были добрыми, голос мягким, а от рук исходило тепло.

— Присядем? — он показал на скамейку.

Я села, и он опустился рядом — так близко, что соприкасались наши тела.

— Как тебе здесь?

— В лагере? Ничего… Лучше, чем в интернате.

— Да… Тут природа… — Ганс облизнулся и погладил меня по спине. — Ты ведь растёшь! Девочкам нужен солнечный свет, иначе не будет гормонов.

Я не знала, что на это сказать. Просто сидела, подняв глаза к небесам, и пялилась на узоры из листьев. Кроны качались, узоры складывались в причудливые фигуры: птиц, людей и диковинных рыб…

— Да… А гормоны нужны… И питание. Вон ты какая худая! — он положил мне на ногу ладонь. От неё шло тепло. Но по спине всё равно побежали мурашки. — Какая холодная! И гусиная кожа! — ладонь начала двигаться вверх и вниз. — Шерсть поднимаешь? Пушишься? Хочешь меня напугать?

Шерсть? Что он несёт?

Ганс странно смеялся: «Ик… Ик… Ик…», а я всё смотрела на ветки.

— Не бойся… Я ничего плохого не сделаю… — скользнув по внутренней части бедра, рука забралась в промежуток между ногой и штаниной шорт. — Только хорошее…

Острые кленовые листья… Вот кролик, а рядом с ним — волк. Кажется, кролик попался.

Рука расстегнула верхнюю пуговку — самую большую на шортах. Я заелозила задницей по скамейке — в тонкую кожу впились занозы.

Порыв ветра. Кролик принялся убегать.

— Ты чего? Разве никто так не делал?

Ветер кончился, кролик застыл.

Тянуло внизу живота, как бывает, когда летишь вниз на качелях.

Рука расстегнула пуговки на ширинке — одну за одной, и забралась внутрь.

— Шлюшка! Ты даже не носишь трусов!

Пальцы раздвинули плоть и погрузились. Ганс застонал.

Вот долбоёб! Презираю мужчин!

Сделав десяток неловких движений, Ганс вытащил руку. Между пальцами вытянулись прозрачные нити. Он с наслаждением их облизал.