Сергей Савенков - Жизнь номер 2016 - Песни девочки не со звёзд [СИ]

— Только всю не сжирай!

Злата взяла меня за руку, и я совершенно растаяла. Подушечки на её пальчиках были такими мягонькими, как у кота!

Когда мы шли по дорожке Злата сказала:

— Тобі я можу розповісти, якщо не боїшся. Ти мовчазна… Ну? Хочеш знати?

— Да.

— Але легше не стане.

— Я знаю.

Она ещё помолчала, как будто раздумывая. Вздохнула и выдала:

— Мясоєдов… Задушив він її. Випадково. Вона сама попросила, для кайфу. Ніхто тут не винен.

Я была большой девочкой и понимала, что для суда и полиции виновность вообще не имеет значения. Для меня, наверное, тоже. Человек мёртв, вот и всё. В этот раз — человек, на которого мне наплевать.

Я не девчонка со звёзд.

Кабинет пропитали спиртные пары. Глаза у Семёныча были красные, как угольки в пионерском костре, что был выложен яркими стёклышками на стене в коридоре.

— Едешь к врачу, на контрольный осмотр. Мясоедов подбросит до города, обратно — сама. Вернёшься до ужина.

На выходе меня ждал Мурлыка.

— Я в город. К врачу.

— Везёт! Подожди, притащу бутерброд.

— Некогда. Меня уже ждут.

— Тогда, вот! Держи! — он протянул мне деньги. — Возьми, чего-нибудь купишь.

— Тут слишком много…

— Не парься! — он хлопнул меня по спине. — Отдохни!

Мясоедов уже был в машине. Один.

Я открыла заднюю дверцу.

— Не туда! Садись рядом.

Я плюхнулась на сиденье и поправила шорты. Тут было прохладно, работал кондиционер. Пахло, как в кабинете Семёныча.

Машина поехала. Мясоедов молчал, иногда ругая колдобины. Я смотрела на степь, прикрывая прокушенную руку ладонью.

Вот бы вырасти и купить такую машину! Настоящее счастье — едь, куда хочешь, и не нужно боятся солнца.

— Что говорят девчонки?

— О чём?

— Как будто не знаешь!

— Что могут девчонки болтать? Ерунду.

— А поконкретнее?

— Не верят, что Таня повесилась.

Мясоедов нахмурился.

— Да. Странное дело… Но факт остаётся фактом!

Спорить с фактами я не собиралась.

Он помолчал и сказал:

— Вы ведь с ней были враги?

— Да нет… Какой я ей враг? Она меня в унитаз макала, а я не сопротивлялась.

— Но ты ведь её ненавидела? Убила бы, если б могла?

Куда он ведёт? Вроде бы, всё чики-пуки — самоубийство, а он дело шьёт! Зачем? Может просто, ментовская привычка — постоянно выдумывать версии, да доёбываться до людей, вдруг кто лишнее ляпнет?

— Какой из меня убийца… Да и зачем? Вместо неё другая придёт — может, хуже ещё.

Ответ Мясоедову очень понравился, он даже крякнул от удовольствия.

— Точно! Новый начальник всегда злей предыдущего! А если кажется добрым — держи ухо востро… Надо прикрыть Семёныча. Мужик ведь хороший, верно?

Я согласилась:

— Хороший.

Перед городом начинался лесок.

Мясоедов взглянул на мои худющие бело-красные бёдра, на тощий живот и впалую грудь и сказал:

— Конечно, ты — на любителя. Но если такие встречаются, платят немало.

Я покраснела и поправила шорты.

Ему-то какое дело! Я к нему в брюки не лезу! Нашёлся красавец с двойным подбородком! Работал бы грузчиком, даже сорокалетняя продавщица ему б не дала! Дрочил бы, как тот Илья, за котельной.

— Да, Мика. Ты, так сказать, раритет.

— Я не старая.

Он рассмеялся.

— Нет, конечно! Не старая! Раритет — не обязательно старая вещь, просто редкая и дорогая.

— Я не вещь.

— Не выдумывай! Все люди — вещи, и у каждого есть цена. У тебя, у меня, у Семёныча… Вот ты, например, редкая вещь — потому тебя придержали. И Злату тоже. А таких, как Танюха — обычных, используют сразу. Всё, как с вином…

Придержали? Кто меня придержал и зачем?

Мясоедов свернул на обочину и остановил машину.

— Сам Вишневский на тебя виды имеет! Только ведь, это не значит, что ты должна оставаться без ласки и мучиться, верно? — он положил руку мне на бедро. — Можно ведь, как-нибудь так!

Я сказала уверенно, как смогла:

— У меня гепатит. Цэ.

Голос дрогнул и вышло не очень.

— Ой, не пизди! Кто бы тебя такую держал!

— Сейчас вы меня везёте к врачу. Если не верите, зайдите со мной.

Он сказал: «Врунья!», но руку убрал. Вытер антибактериальной салфеткой, взялся за руль.

Дальше мы ехали молча.

Мясоедов довёз меня до самой больницы.

Я сказала: «Спасибо», а он промолчал. Злился, похоже. Мужчины такие, им постоянно нужно куда-то засунуть свой хер. Иначе — нет настроения, истерики. Ещё что-то про месячные нам говорят!

В больнице всё было привычно. Я поднялась по обшарпанной лестнице. Ступеньки были почти полукруглые, сглаженные людскими потоками. Я подумала, что большинства из этих людей уже нет в живых.