— Достаточно, — прочистив горло, повторяю:
— Достаточно, — сигил вплавляется в покрасневшую кожу. Ближайшие сутки все мои разговоры пройдут незамеченным для посторонних. Можно не волноваться о прослушке, не искать укромных мест.
Выныриваю, выключаю воду. Растираюсь жестким полотенцем. Знак на животе немного кровит. Я вырезал его последним — остальные давно заросли в розовые шрамы. Узоры заклинаний протянулись через грудь и бедра, оплели плечи затейливой вязью. Здесь только сложные системы, на которые моих сил не хватает, и нужна подпитка кровью.
Невесело хмыкаю: тяжело быть магом земли с депрессией. Каждая стихия вызывается спектром эмоций, и для моей нужно счастье. Для воды — грусть, воздух подчиняется тревоге, а огонь контролирует ярость. Довольно просто на первый взгляд, но… Несмотря на таблетки Гийота, с каждым годом после смерти Висии счастья во мне будто меньше и меньше. Приходится хитрить, усложняя заклинания и расплачиваясь болью.
Одевшись, замираю у окна. Университет зажигает огни. Между зданий вдалеке мелькает тень: первые ранние пташки потянулись в кафетерий на завтрак.
Я тоже захожу. Набираю полный пакет медовых тостов, прихватываю ягодный чай для профессора и мягкий латте для себя. Выпечка пахнет одуряюще вкусно. В желудке урчит.
— Доброе утро, — сидящие за столиком у окна Олаф и Смуглянка синхронно поднимают головы. Хором и отвечают на приветствие:
— Опять не спится? — Опекающий всех и вся Олаф.
— Ночь без происшествий, — более практичный Смуглянка.
— Хорошо, — киваю. Мои заместители выглядят помято после суток в охране периметра. Сами виноваты: нечего было попадаться выпившими главе администрации Адамону. — Я буду к тренировке первогодок, хочу понаблюдать. Лучших отправим в составе команд на задания. После тренировки раскидаем миссии.
— Конечно.
— Как скажешь. — Чернобородый Олаф достает мобильный и быстро набирает сообщение для рассылки. Наверняка предупреждает новеньких, чтобы были готовы выложиться на полную.
Прячу улыбку: заботится. Повезло ребятам. В других блоках новоявленным магам дают лишь сжатую учебную программу, доступ к библиотеке и полную свободу действий — крутись как хочешь, чтобы подготовиться к годовому экзамену. Никого не волнует, пройдет кандидат или провалится, покинет Университет, лишившись памяти о магии. Среди ученых, охотников, техников, целителей и администрации старожилы слишком заняты на миссиях, чтобы помогать новичкам.
Блок искателей я организовал иначе. Регулярные тренировки, четкий план обучения, промежуточные тесты — все под строгим контролем Олафа.
Если мой план раскроют, он станет капитаном?
Возможно.
Взгляд глубоко посаженых карих глаз всегда спокоен. В развороте широких плеч читается уверенность и сила. Модные сейчас татуировки и подбритые виски — что ж, никто не идеален. Олаф хорош в командовании, уважаем искателями, но совершенно бессилен в диалоге с администрацией. Тонкокостный кудрявый Смуглянка ровно наоборот: стратег и дипломат, но среди коллег имеет репутацию заносчивого одиночки — вполне заслуженно. Его за спиной зовут перебежчиком. Нынешний искатель, — бывший охотник и ученый, — хмурится, трет покрытый светлой щетиной подбородок:
— Эрлах? Все нормально?
Понимаю, что задумался, рассматривая своих заместителей.
— Да, простите. Мне пора, — отсалютовав стаканом кофе, ухожу, чтобы покинуть пропахший выпечкой сумрак кафетерия и спуститься в подвал к Валентину, где нестерпимо ярко и громко гудят механизмы, поддерживающие в равновесии экосистемы Заповедника. Этажом выше содержатся твари и другие создания, необходимые ученым для исследований, а здесь — сотни лампочек свисают с потолка, чтобы теплый свет помогал техникам работать с аппаратами. Несмотря на ранний час, полно людей. Я прохожу мимо булькающих труб и дымных резервуаров, кубов грунта в магической оплетке, многослойных погодных чар за толстыми стеклянными стенами. Киваю главному в этом бедламе, Кшиштофу Лойцу, ныряю за тяжелые прорезиненные шторы, отделяющие кабинет Валентина от остального подвала.
Заваленное манускриптами, книгами и тетрадями, рулонами чертежей, логово профессора встречает уютным библиотечным ароматом и недовольным взглядом хозяина:
— Ты поздно, — говорит Валентин. Отодвинувшись на скрипучем стуле, с хрустом потягивается. Седые волосы еще влажные, рубашка под белым халатом хранит следы заломов — заглянул домой сегодня, уже хорошо. Под глазами набухли мешки — спал мало или не спал вовсе.
Читать дальше