Артём Мичурин - Ош. Смертные души [СИ]

То утро понедельника стало одним из худших в его жизни. Нет, он и раньше попадал в нелепые истории по пьяной лавочке, но на утро всё оборачивалось глупыми шутками, язвительными замечаниями и — как максимум — демонстрацией компрометирующих фотографий. Но не в этот раз. Нет, это утро встретило его могильным холодом. Натужные улыбки, короткие кивки в знак приветствия, «Извини, руки мокрые» в ответ на протянутую ладонь. Никакой враждебности или демонстративной неприязни, но...

Вот и сейчас, глубоко в недрах Гут Холейн Олег явственно ощущал почти то же самое «Но», только с чуть более заметным привкусом страха. Не просто ощущал, он прекрасно понимал причину этого. Мало кому придётся по душе, когда находящийся рядом человек оказывается не совсем таким, как его себе представляли. Особенно если он приобщён к нечто ужасному. Не так важно, что это — страшная болезнь, или чёрная магия. Олег отлично помнил, как сам смотрел на Ларса, когда тот впервые сотворил пламя и плёл свои кружева из Тьмы. Эта чужая приобщённость пугает, рождает чувство дискомфорта, драматичным образом меняет личный маленький мирок с его, казалось, устойчивыми правилами. А в том, что правила изменились, сомнений не было.

Петляющий туннель постепенно приобретал всё менее рукотворные очертания, его ширина и высота всё более разнились по мере углубления, гладко отёсанные панели уступали место грубо вырубленной породе, а далее — и вовсе первобытным, будто созданным самой природой пещерным сводам. Фантомная стужа усилилась так, что нервный озноб пробирал даже Бреннера, из-за чего роговые пластины на драконьем хребте, периодически вздымаясь, подбрасывали седоков.

— Вот дерьмо! — едва не выронил Дик свой цвайхандер. — Сейчас бы хлебнуть горячительного, да покрепче.

— Тебе страшно? — промурлыкал Мордекай, словно получал от происходящего удовольствие.

— А тебе нет?

— После всего, что я видел буквально час назад? Как тебе сказать... С одной стороны — да. А с другой... Тоже да. Как там поживает наш своенравный меч? — повернулся Томас к Олегу. — Ещё не голоден?

— Переживаешь за сохранность своей крови? — спросил тот.

— Немного. Я могу ошибаться, но мне показалось, что ты слабо его контролируешь, если контролируешь вообще.

— Но ты всё ещё жив, не так ли?

— Весомый аргумент. Думаешь, твоей крови ему будет довольно?

— Сейчас он сыт.

— Надолго ли?

— Хочешь от него избавиться?

Синхронно со словами, что покидали рот Олега, Вольнодумец слегка вышел из ножен, и этого оказалось достаточно, чтобы вопросы колдуна прекратились:

— Нет. Конечно, нет. Уверен, он будет нам полезен.

— Интересно, чем? — не дал завершить диалог Миллер. — Если верить рассказам про Палача, он... Как там архивариус говорил?

— Гора прокажённой плоти внутри каменного доспеха, — процитировал Ларс, будто разговаривал сам с собой. — Клинок ему не страшен. Как и Тьма. Но огонь... Огонь — наш единственный союзник. Томас, насколько ты дружен с огнём?

— О, я дружен со всеми стихиями примерно в равной степени, но сейчас мне не под силу будет творить пламя. Нужно восстановиться.

— А как на счёт воздуха? Ты можешь создать воздушный поток?

— Это куда легче, справлюсь. Но для чего? Только не говори, что планируешь сдуть Палача Мо, как назойливую муху.

Вместо ответа Ларс остановил Бреннера и спустился.

— Будь добр, — обратился он к Мордекаю, сотворив парящее над ладонью пламя, — стань моим ассистентов в этом научном эксперименте.

— Эксперимент! — воскликнул Томас воодушевлённо и скатился по драконьему крылу. — Это синоним моей жизни. Излагай же свою идею!

— Я полагаю, что рассеянное пламя причинит мало вреда Палачу. Чтобы пробить доспех, нам понадобится нечто большее. Нам будет нужна огромная температура, способная расколоть камень.

— И ты хочешь сфокусировать поток огня.

— Верно.

— Хм. В этом есть смысл. Однако нам придётся подобраться к Мо совсем близко, чтобы добиться искомого эффекта.

— Особого выбора у нас нет.

— Что ж, тогда приступим.

Томас произвёл едва заметные мановения пальцами, и пламя над ладонью Ларса затянуло в образовавшуюся перед ним воронку. Огонь закрутило опрокинутым вихрем, и тот начал растягиваться в длину, одновременно сужаясь. Жёлто-красные языки вращались, ускоряясь с каждой секундой. Очень скоро удлинившийся и сузившийся конус засиял на противоположном Ларсу конце ослепительно белым, а Мордекаю пришлось отступить, чтобы жар не опалил лицо.