Андрей Уткин - Соседский дом, похожий на пристанище инопланетян [СИ]

— Поздно придут, — ответил он, взглянув в окно; он смотрел на тёмно-синее небо и в этот момент в его глазах можно было заметить одно неосуществимое желание: превратить или перекрасить синий небесный цвет в совершенно чёрный — смоляной цвет бесконечной тьмы. Он жаждал «смоляной» темноты, как крови человеческой, успокаивая себя словом «терпение» — тьма скоро наступит и надо немедленно приступать, пока никто не нагрянул. И он уже опускал голову, как Тинна встрепенулась. — Дедушка, ты что?! — Она тут же вспомнила прошлый вечер и утро, вспомнила свой страх, который постоянно старалась развеивать. А дед уже разевал свою пасть и едва не впивал острые клыки в шею своей внучки, для того чтобы проделать дырочки, через которые можно будет высасывать жизнь, в обмен на размножение своего бессмертия и вечной молодости, подаренных ему «предками».

— Ты станешь такой как я, как мы все, — обещал ей дед. Тинна с силой вырвалась из объятий деда и подбежала к двери.

— Намертво! — кричал дед, — ты ведь её сама захлопнула!

А та дёргала за ручку совершенно без успехов. Дверь была просто зацеплена за что-то так, что её невозможно было чем-либо открыть.

— Сама захлопнула, — повторял дед. — Теперь больше не откроешь. — И он улыбнулся, — ну, подойди к дедушке, он тебя поцелует.

— Интересно, — задумалась она вслух. — А как же ты вошёл? ведь дверь была захлопнута мной и притом намертво. — Этим она, возможно, хотела показать деду, что нисколько не испугалась.

— Это очень интересно, — отвечал ей дед, — вот подойди к дедушке, он тебе и объяснит это всё.

Он и сам бы подошёл к ней, но старался играть, превращая всё это в розыгрыш. Но его грызли собственные мысли и игра не получалась.

— Ну всё, — бормотал он. — Сейчас ты, внучка, навеки останешься моей внучкой.

Он хотел всё делать очень быстро, но не успевал, чувствовал опасность.

— Не успел, — произнёс он наконец. — Не успел.

— В общем так, — говорил он, обращаясь к Тинне, которая видела как он бледнеет от распирающей его злобы, прямо на глазах. — Всё, что здесь было — ничего не было, ясно? Будешь болтать, тебе всё равно никто ничего не поверит… — прервали его посторонние звуки, это были шаги троих человек — матери, отца и сына, они уже почти подходили к дому. Отец лез в карман за ключом, а дед в это время кое-что обещал, растворяясь в воздухе как пар.

— Целуй им задницы за подарок — временную жизнь, а как наступит полночь, я приду к тебе, жди.

Когда мать вошла в комнату к дочери, дед уже растворился полностью. Тинна тут же кинулась на шею к матери и принялась рассказывать ей о том, что ночью придёт дедушка и будет очень плохо.

— Ты что?! — удивилась мать. — Тебе разве дедушка ничего не сказал?

— Нет.

— Да ты и записку наверно не читала?

— Какую записку?!

— Ну ты даёшь! он ведь ещё утром уехал домой. Что ж ты так?

Теперь Тинна всё и поняла, но ей оставалось только доказывать, что дед никуда не уезжал, но что бесполезно, то бесполезно.

Правильно ей сказал Эдди в школе! Она тогда ещё пыталась с ним заговорить: рассказать про своего дедушку (вообще-то, ей никогда не нравилось общаться с эдакими весельчаками, поскольку они с лёгкостью готовы выставить тебя на смех за любую мелкую проволочку в разговоре): «Я же тебе сразу сказал, что дед — это плохо! Ты что, не помнишь, когда мы болтали на дне моего рождения? Эх ты! Мало того, что у тебя с памятью нелады, так ты мне ещё в тот день пыталась устроить какой-то выговор! А-ха-ха, ха-ха…»

— Мама, можно мне поспать в вашей комнате, — попросила она, стараясь намекнуть на свою боязнь собственного страха.

— Чего это вдруг? — удивилась мать в ответ, не заметив намёка. — Да и где ты там будешь спать? у нас всего один двухместный диван, спи себе здесь и всё.

— Нет, я здесь боюсь.

— Ну давай, если хочешь, в гостиной.

— Только не там!

— А что такое?

— Там дедушка спит, — шёпотом ответила она. — Мне так кажется.

Но матери почему-то казалось, что над ней издеваются.

Ей вообще не нравилось, когда дети пытаются привлекать к себе излишнее внимание. Дочь начала канючить сразу, как та подходила к дому. Это нехорошо. Мать должна прийти, отдохнуть с дороги, а не лететь к Тинне и «нянчиться» с ней, словно она всё ещё «проживает» в детской коляске!..

— Вот что я скажу тебе, дорогая, — повысила (слегка) она голос. — На улице дедушка твой не спит, надеюсь, а то я тебе там постелю. — Говорила так, будто спрашивала её: «ты действительно издеваешься или у тебя вправду помешательство произошло?» И уже направилась к выходу. И после того, как она уже не могла слышать свою дочь, Тинна заплакала; плакала она так, чтоб её не было слышно даже в своей комнате. Она чувствовала сильную дрожь во всём теле, но старалась не подавать виду, чтобы не привлекать к себе внимание. А, когда взглянула на циферблат и заметила, что полночь наступит через пару часов, то… почувствовала, как кто-то коснулся её шеи… Сердце её застыло настолько, что, казалось, преградило ей дыхание, зрачки расширялись так, что, казалось, ещё мгновение и вылетят из орбит.