Татьяна Корсакова: Гремучий ручей [СИ litres]

Странно так, будто из глубокого сна выныриваешь и никак не можешь разобраться, где еще сон, а где уже явь. Вот эта мощеная красной брусчаткой дорога – это точно явь. До нее Ольга и раньше доходила по каким-то своим учительским делам. Тут и школа недалеко, а в школе прошла, считай, вся ее жизнь. Так уж вышло, что вот эта красная, точно кровью залитая дорожка сделалась для нее границей, которую она долгие годы не решалась переступить, а теперь вот переступила.

Сердце на мгновение перестало биться. Подумалось вдруг, что и не станет больше, что смерть ее будет наказанием за ослушание, за нарушение границ. Но ничего, сердце дрогнуло и пустилось вскачь сразу, как только граница из красной брусчатки осталась позади. Дальше пришлось идти по грунтовке, больше похожей на широкую тропу, но Ольга знала доподлинно, что этой дорогой пользуются так же часто, как и в мирные времена. Если не чаще, потому что Отто фон Клейст, тот самый фашистский вервольф, не захотел жить в Видове, устроил свое логово в Гремучем ручье. Почему? Может, чувствовал темную ауру этого места? Или ему просто нравилось жить в таком доме?

После пожара, случившегося еще в царские времена, усадьба долго стояла в руинах. Ну, не совсем в руинах, дотла сгорела только часовня, да повредило огнем восточное крыло, а основное здание почти не пострадало. Его, конечно, разграбили, разорили и вынесли все, что можно было успеть вынести до приезда полиции. Вынесли бы и больше, но полиция сработала неожиданно споро, разъяренных мужиков оттеснили за границы усадьбы, кое-кого даже ранили. Потом еще долго велись всякие разбирательства, приезжали следователи, оценщики и журналисты из города. Какой-то неведомый меценат или кто-то из дальних родственников хозяев попытался усадьбу восстановить. Получилось хорошо, ничуть не хуже первоначального варианта, только с тех пор в Гремучем ручье подолгу никто не жил, а когда случилась революция, усадьба перешла органам Советской власти. Но и тогда не сложилось. Здание пытались использовать по-разному, но в силу его отдаленности от той самой цивилизации, получалось это не очень хорошо. Да и слава за Гремучим ручьем у местных закрепилась дурная. Никто толком ничего не знал и не помнил, а вот поди ж ты! Не было жизни в Гремучей лощине, эдемский сад медленно, но верно дичал, пока не перестал отличаться от наступающего со всех сторон леса. И только перед самой войной жизнь, кажется, начала сюда возвращаться. Все благодаря источнику с минеральной водой, который открыли недалеко от усадьбы. Ну как открыли? Был он здесь всегда, и вода в нем была красноватая, солоноватая, вкусом похожая на кровь. Местные эту воду никогда не пили, а сам источник обходили седьмой дорогой. До тех пор, как какой-то ученый из области, снимавший в Видове на лето дачу, не решил взять пробы. Вода оказалась целебной, насыщенной железом и еще десятком других минералов. И местность вокруг него оказалась располагающей для отдыха и оздоровления советских граждан. Дом взялись реставрировать и даже успели отремонтировать восточное крыло.

А потом началась война, которая порушила все людские планы, а самих людей разметала как фигурки на шахматной доске. Но Гремучий ручей пустовал недолго, чем-то он приглянулся бригаденфюреру СС Отто фон Клейсту. Он поселился в усадьбе и жил с максимальным комфортом. Ольга своими глазами видела грузовики с мебелью, что осторожно ползли по дороге в сторону лощины. Слышала, как собирали весь этот скарб в райцентре. Нет, не собирали – отбирали, заявляли свои права на все, что нравилось, на все, что радовало глаз Отто фон Клейста. Он верил, что эта война не продлится долго, и, кажется, не собирался возвращаться в Германию. Ему нравилась Гремучая лощина, ему нравился Гремучий ручей. Но, чтобы жить так, как он привык, нужны были слуги. Все, как в прежние времена! Нужна была челядь для ухода за домом и парком, который по приказу фон Клейста уже начали приводить в порядок.

Челядь набирали из людей, мало-мальски знающих немецкий, проверяли на предмет связей и прошлого. Вот потому, что проверяли, Ольге и пришлось потянуть за невидимую петельку. Да не единожды. Не была она лояльной и добропорядочной с точки зрения нового режима. Погибшие на фронте дочь и зять – лучшее тому подтверждение. Но она была из тех, кого называют интеллигенцией. Так уж повелось, особенно после ее возвращения из Москвы. А еще она знала немецкий язык. Может, не в совершенстве, но очень хорошо. Не зря всю жизнь проработала учительницей иностранных языков. Фон Клейст таких привечал. Он был тонким ценителем искусства, архитектуры и всего прекрасного. Может, потому и вцепился, как клещ, в усадьбу. Вряд ли была у него другая причина.