Татьяна Корсакова: Гремучий ручей [СИ litres]

Как бы то ни было, а дом на дне лощины вывели быстро. Строили не свои, а приезжие. Неприветливые, дикого вида чужаки. С местными они не общались, жили там же, на стройке, а как только работы по дому были завершены, исчезли в одночасье.

– Как сквозь землю провалились, – сказал дед Антип, пыхая самокруткой, а потом, хитро сощурившись, добавил: – Или еще что похуже.

Они тут же спросили, что похуже, а он лишь многозначительно пошевелил кустистыми бровями, оставляя слушателям право самим додумать эту часть истории. И они додумывали. Особенно Ольга! Иногда она додумывалась до того, что приходилось спать со свечкой. И это еще до того, как баба Гарпина велела ей вести тетрадку.

– А потом почти сразу приехали хозяева. Ну, про хозяев вы тут все наслышаны! Миллионер этот из столичных. И жена его то ли венгерская графиня, то ли австрийская. – Дед Антип щурился, словно припоминая, откуда точно родом была молодая графиня.

Сейчас Ольга знала доподлинно, откуда, а тогда всякий раз сердце замирало в надежде услышать что-нибудь новенькое, что-нибудь особенное. И дед Антип не подводил. Иногда «графья» становились баронами, а иногда и вовсе беспородными помещиками. Беспородными, но очень богатыми!

А как же иначе?! Как без огромных деньжищ-то управиться, превратить дикую, непролазную Гремучую лощину в эдемский сад?! Как построить этакую домину, мало чем отличающуюся от дворца?! Никто из них никогда не видел настоящих дворцов, поэтому верили деду Антипу на слово. Усадьба Гремучий ручей и в самом деле выглядела необычно, даже вызывающе для здешних мест. И не понять, что теперь называть глухоманью: ее или ее окрестности. Так было раньше, в давние времена. До того, как приключилось то несчастье. Иногда дед Антип называл произошедшее вот так деликатно – несчастьем, но чаще – чертовщиной! Конечно, детям было интереснее про чертовщину! Интереснее, и страшнее.

– Сначала-то наши деревенские обрадовались! Экое развлечение: усадьба, иноземцы. Для нас же тут иноземцы были в диковинку. Кому просто любопытно было, а кто рассчитывал найти работу в Гремучем ручье. Это ж домина какая! – Дед Антип закатывал к небу полуслепые глаза, щурился на солнце. – А вокруг домины – парк. А рядом – пруд. И за всем этим добром присмотр нужен. Только вот зря надеялись! – На этом месте рассказа голос деда становился суровым и осуждающим, как будто он и сам был из числа тех, кто надеялся. Как будто его тоже обманули залетные иноземцы.

– Со всей челядью переехали! Никогошеньки из Видова на работу не наняли. Даже садовник у них был свой. Садовник! Кому нужны эти садовники и сады, когда кругом столько лесу!

Вот тут Ольга с ним никогда не соглашалась. Лес – это одно, а парк на дне Гремучей лощины – это совсем другое! Удивительное место с павильонами, диковинными статуями, с розовыми кустами, с прудиком. За всем этим непременно нужен уход, чтобы поддерживать в порядке этакую красоту. Вот только красота в Гремучей лощине жила недолго, порушили красоту…

– А еще все думали, что в усадьбу нашенские помещики станут ездить. Балы устраивать, и эти… – Дед Антип прищелкнул заскорузлыми пальцами, – фейерверки! Бесовская забава, сказать по правде. Ну ее! Да только не принимали эти басурмане наших господ. Хозяин, Дмитрий Дмитриевич Радич, всем рассказывал, что его молодая супруга хворает, и тревожить ее ни в коем случае нельзя. Они, дескать, потому в Гремучей лощине и поселились, что тут условия какие-то особенные, сильно способствующие избавлению от всяких хворей. Уж не знаю, поверили ли наши господа этому залетному выскочке, но навязываться не стали.

Это дед Антип говорил с какой-то непонятной гордостью за здешних господ.

– Однако ж сами про гостеприимство не забывали, соседей к себе приглашали. Особливо господ из городских. Эти, видать, не такие гордые были. Или чужие деньжищи им глаза застили? – В этом месте дед Антип принимался сворачивать новую самокрутку, а слушатели терпеливо ждали продолжения истории, хоть и знали ее наизусть.

…Вспоминать те славные времена было приятно. Словно Ольга снова вернулась в детство. Даже идти стало легче, и колени не отзывались болью на каждый шаг. Как же давно она не бывала в усадьбе? Если подумать хорошенько, то с полвека. Не было у нее в том особой нужды. Разве что в молодости, когда еще была жива баба Гарпина, а в ней самой кипел этот юношеский интерес ко всему загадочному и непознанному. А потом что же? А потом баба Гарпина потянула за невидимую петельку и велела забыть. Вот она и забыла. На многие годы. Тогда забыла, а сейчас начинает вспоминать.