Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

Его дом отыскался без труда. Я подошёл к калитке и прислушался, пытаясь определить, у себя Ниязи или ускакал на своих тощих ножках по чужим важным делам. На соседнем участке сосед Муртуз царапал ногтями ствол фигового дерева. Решив, что он заметил меня, я смущённо помахал ему рукой, но он не ответил на приветствие и продолжил своё странное занятие. Зрелище было столь занимательным, что я больше не делал попыток ни привлечь его внимание, ни засечь Ниязи, а просто наблюдал за Муркой. Наконец он удовлетворился результатом и скрылся в доме. Я начал прикидывать, позвонить ли мне Ниязи или лучше перелезть через калитку, но меня снова отвлекли: на этот раз в Муркином дворе появилась маленькая, ужасающе волосатая девочка. Она сразу заметила меня и с грацией, неестественной для ребёнка её возраста, направилась в мою сторону, не сводя с меня круглых, как и у Муртуза, светло-карих глаз. Я вспомнил, что он рассказывал вроде про свою младшую сестру, которая фанатела от моей музыки.

– Я тебя знаю, – сказала юная пери. – Ты из группы Death and Resurrection. – Название она выговорила почти правильно. – Ты утопился в море и умер.

Волосы, покрывавшие её руки и частично лицо, были длинными, тёмными, но казались не жёсткими, а скорее мягкими и шелковистыми, так что мне даже захотелось погладить эту шёрстку. «Это пока она маленькая, а что же будет, когда наступит половая зрелость?» – мысленно содрогнулся я, представив, что эти волосы станут и гуще, и жёстче.

– Эй, я знаю, что я волосатая, не смотри на меня так!

– Извини. Ты сестра Мурки?

– Да. Ты чего здесь делаешь?

– Я пришёл к Ниязи. Ты не знаешь, он дома?

– Он ушёл. Тонуть больно?

– Не больно, но очень неприятно. Постарайся не утонуть.

– Не утону. – Она брезгливо поморщилась. – Я вообще ненавижу плавать.

– А Мурка любит? – с любопытством спросил я, превозмогая чувство неловкости, которое неизменно вызывали у меня разговоры с детьми.

– Тоже ненавидит. Зачем ты пришёл?

– Мне надо спросить у Ниязи кое-что.

– Ты его друг? – Кажется, девочка-кошка решила устроить мне допрос.

– Вроде друг.

– Ты не можешь быть его другом. У Ниязи не бывает друзей. Муртуз думает, что они друзья, но это не так.

– А ты, наверное, много книг читаешь?

– Приходится. Я волосатая, меня дразнят, а я их бью. Поэтому никто со мной не дружит. И ещё издеваются надо мной, потому что родители не покупают мне смартфон.

Тут я должен был бы сказать что-то ободряющее про исключительность гениев и успешность белых ворон, про управляемое стадо носителей смартфонов и пользователей интернета, но я бы и сам в такое не поверил, да и мой печальный опыт непризнанного таланта, покончившего с собой из-за недостаточного количества лайков, она не сочла бы достойным аргументом. Поэтому я сказал:

– Ничего, подрастёшь и заработаешь себе на смартфон и на лазерную эпиляцию. Моя девушка говорит, от этого все волосы перестают расти.

– Твоя девушка Саялы? – оживилась сестра Мурки. – Та, которая поёт?

– Да, она.

– А я кое-что про неё знаю. – Что-то мне не понравился её прищур. – Про неё и про Ниязи.

Я похолодел.

– Уж не приходила ли она сюда на днях?

– Нет, – хихикнула девочка. – До этого ещё не дошло. Я сейчас тебе покажу. – Она умчалась в дом и через полминуты вернулась, протягивая мне нечто маленькое и белое.

– Вот, с этим Манту играл во дворе.

В руках у меня оказалась моя утренняя записка, которую Сайка не получила.

– Получается, это Манту заиграл её?

– А это твоё письмо? – удивилась девочка.

– Ты думала, что Ниязи? Я написал его, когда мы все здесь были.

– Пока ты ещё был жив?

– Знаешь, я и сейчас жив.

– Нет, – твёрдо возразила моя мохнатая собеседница. – Ты умер. Ты просто этого ещё не понимаешь, так бывает, я читала. Ты покончил с собой, и похороны были, и твою страничку в Фейсбуке ведёт теперь твой друг.

– Но я же стою здесь и разговариваю с тобой!

– Во-первых, это может быть моё воображение. Во-вторых, может быть, ты призрак.

– А ты просто маленький тролль, – разозлился я. Они все как сговорились: одни меня игнорировали, другие видели, но продолжали считать мёртвым. Мне показалось, что девочка обиделась и сейчас заревёт.

– Не боишься меня, если я призрак? – быстро спросил я, чтобы предотвратить детско-женский плач.

– Ты не страшный. Я слушала твои песни. Ты грустный и несчастный. А теперь ещё и мёртвый, – оскалилась она, мстя мне за «тролля».

– О’кей, я мёртвый. И сейчас я зайду к Ниязи и обыщу его дом. Ты ему не расскажешь?