Ширин Шафиева - Не спи под инжировым деревом

– Мам! Если вдруг тебе позвонят и начнут выражать соболезнования по поводу моей смерти, ты изобрази, пожалуйста, скорбь, хорошо? И не пугайся, – сказал я, заявившись в кухню, где уже было убрано и витал аромат гренок.

– Что? Ты что такое говоришь? – испугалась мама, картинно схватившись за сердце.

Я терпеливо объяснил ей, в чём дело, но она не желала меня слушать и снова раскричалась, да так, что из окон, выходящих во двор, повысовывали головы соседи, точь-в-точь змеи из нор.

– Как я, по-твоему, должна изображать из себя это… не знаю что?!

– Ты же притворяешься, когда звонишь поздравлять знакомых с праздниками, – я повысил голос, передразнивая лицемерные интонации мамы: – «Джаночка, дорогая, всего тебе всего самого-самого, люблю-у-у-у, целу-у-у-ую», а сама потом проклинаешь их, когда они просят взаймы. Прояви хоть раз свои актёрские способности во благо!

– Ой, хватит! Глупости какие говоришь! Хочешь совсем опозорить нас? Мало развода мне было?! Покончил с собой, ещё чего! В море утопился?! Я тебя что, зря в секцию плаванья таскала?

– А я связал за спиной руки и надел камень на шею, к тому же был сильный ветер, а в Бильгях ты же знаешь какое море…

– Да пошёл ты! Не буду я ничего такого изображать!

И тут я применил тайное психологическое оружие:

– А я тогда женюсь.

Мама растерянно уставилась на меня, очевидно, пытаясь уловить связь между моим мнимым самоубийством и женитьбой.

– На Саялы своей? – Мама её не очень одобряет (а, что там скрывать, считает шлюхой), но инстинкт самосохранения бережёт её от попыток радикально повлиять на наши отношения. Лишь однажды она откопала где-то «девочку из очень хорошей семьи» и так пробурила мне мозг этой девочкой, что я согласился встретиться с ней, лишь бы только мама оставила меня в покое. Девочка приходилась дочерью одному известному азербайджанскому писателю – настолько известному, что даже мне доводилось слышать его имя, – и маминой институтской подруге, преподающей в вузе. Как это принято, наши матери устроили нам «деловую» встречу под каким-то совершенно идиотским предлогом, как будто мы оба были умственно отсталыми и не знали, по поводу чего все эти дикарские пляски. Перед встречей мама дала мне столько напутствий, словно я не на свидание шёл, а уезжал из родной деревни для того, чтобы поступить на службу к королю.

– Надень сорочку нормальную, а не эти свои майки с черепами. И смотри, не болтай лишнего. Ляпнешь что-нибудь, как я потом на её мать смотреть буду. Она девочка из очень приличной семьи, не позорь меня.

Встретившись в кофейне, мы начали неохотно узнавать друг друга. Девочка из хорошей семьи выглядела странно. Кажется, ей отрезало нос, бедняжке, а на губы наступил кто-то крупный, вроде медведя. В целом было похоже на то, что её со всего размаху приложило плохим фотошопом. С первой же минуты я потерял интерес и поэтому почти ничего не говорил, а только пил свой кофе, бросал виноватые взгляды на её обезображенное народной хирургией лицо и слушал, как она рассказывает о себе:

– Да, мой папа писатель. Я тоже люблю писать. Но не какие-нибудь там романы. А чисто конкретные стихи.

Тут я, можно сказать, встрепенулся. «Чисто конкретные стихи» могли сделать мой приход на свидание ненапрасным. Совершенно искренне я попросил её дать прочитать мне что-нибудь из нового. Как и ожидалось, она согласилась. И вот что я узрел:

Кажется, такого удовольствия от чтения стихов я не испытывал никогда! В полном восхищении я перечитал эту Песнь песней несколько раз, чтобы запомнить наизусть и дать возможность остальным насладиться тоже.

– Это великолепно! А вы где-нибудь печатались?

– Да, – лениво, как и подобает слегка уставшей от восхищения поклонников звезде, ответила хорошая девочка. – В журналах там всяких. Книгу свою издала. Во-о-от. Ещё в субботу будет поэтический вечер, я там тоже свои стихи читать буду. Хотите я вам приглашение сделаю? Это очень клёвый вечер, там только самые крутые поэты будут.