И тут в привычную какофонию звуков вмешался ещё один – неожиданный и сулящий нечто особенное. То были голоса мамы и Зарифы, и доносились они снизу, с улицы. С трудом я выполз из постели и сел на подоконник, глядя вниз. Сразу стало ясно, что они начали ссориться, и эта склока набирала обороты, вовлекая зрителей. Начало я пропустил, но понял, что лысым яблочком раздора стал Бахрам, который был здесь же и пытался утихомирить разбушевавшихся женщин – совсем не имеет инстинкта самосохранения, бедняжка.
– Как ты себя ведёшь! На глазах у всей улицы! – вопила мама.
– Ты на себя посмотри! Если бы не твои вопли, никто бы внимания вообще не обратил!
– Притащили голодранца на мою голову, ещё и обнимаетесь с ним на глазах у всех соседей!
– Ты рупор возьми, а то ещё не все услышали! Сказать, что мы ещё с ним делаем? Сказать?
После этих слов Зарифы количество людей на балконе второго этажа дома напротив резко увеличилось. Не стесняясь, человек восемь перевесились через заржавевшие перила и внимательно наблюдали за разворачивающимся сюжетом. Бахрам попытался увести Зарифу, но моя сестра отнеслась к его миротворческой деятельности без сочувствия.
– У меня серьёзные намерения, – проблеял Бахрам, испуганно и беспомощно, как все мужчины в такой ситуации. Перед гневом моей матушки все его двадцать лет медитации улетучились без следа. Я послал ему мысленное дружеское объятие – держись, брат.
– Какие ещё намерения?! Не будет моя дочка за кого попало замуж выходить! Зарифа, а ну марш домой! А ты давай пошёл отсюда!
– Никуда он не пойдёт!
Я почему-то, вместо того чтобы наблюдать за этими тремя, внимательно следил за соседским балконом. Мне показалось, он как-то провис под тяжестью стоявших на нём людей, которые разинули рты и старались не упустить ни слова из того, что говорилось. Лично я всегда считал балкон аварийным. Он был весь покрыт широкими трещинами, в которых росли вонючки, уже почти похожие на полноценные деревья.
Мама попыталась схватить Зарифу за руку, Зарифа увернулась и отбежала на середину дороги, а больше они ничего не успели сделать, потому что Бахрам вдруг сгрёб маму в охапку и отскочил вместе с ней к Зарифе, а балкон, перегруженный зрителями, страшно захрустел и сорвался вниз. От грохота вздрогнул наш дом, поднялся клуб пыли, визжали люди. «А я ведь предвидел», – подумал я, глядя на происходящее с бешено колотящимся сердцем. «Бедные деревца», – была моя вторая мысль. Что поделать, я не очень люблю людей. Мама с Зарифой, забыв о своей распре, засуетились в облаке пыли, пытаясь помочь, хотя, конечно, помощи от них не было никакой. Улица оживилась ещё больше, бежали со всех сторон люди, кричали раненые, надрывалась женщина, видимо, ей не удавалось привести в сознание кого-то близкого, потом с конца улицы начал приближаться вой сирен, на место происшествия втиснулись полиция и «Скорая помощь», всех оперативно увезли, а маме, Зарифе, Бахраму и ещё нескольким свидетелям пришлось долго объяснять, что тут произошло.
Когда они вернулись домой (вместе с Бахрамом), вид у них был удручённый. Я их понимал: не хотелось бы мне стать косвенной причиной травм, а то и гибели нескольких людей. Они собрались в гостиной. Желания выходить к ним у меня не было, и я тихонько сидел в комнате, пытаясь придумать какую-нибудь незатейливую мелодию, когда пришло сообщение от Ниязи. «Привет! Что у тебя новенького?» – осведомлялся он как ни в чём не бывало. Мне очень хотелось поговорить с кем-то, и беседа с Ниязи сейчас не казалась худшим вариантом. Я сжато поведал ему о том, что произошло. «Но из-за чего они так ругались?» – удивился Ниязи. «Из-за Бахрама, помнишь, которого ты к нам привёл. У Зарифы с ним, как я понял, серьёзный роман». – «И ты хочешь сказать, что твоя мама против?». – «Она просто в бешенстве». – «Но почему?!!» – «Потому что он ненадёжный. Говорит, он голодранец». В ответ на это Ниязи прислал мне огромное количество смайликов, смеющихся до слёз. А потом текст: «Это Бахрам-то голодранец?! Чтоб я был таким голодранцем!» И он рассказал мне о семье Бахрама. Которая оказалась не просто богата, а сказочно богата, и Бахрам являлся единственным ребёнком в семье. Добрым, но своенравным и непреклонным. Он пресёк все попытки родителей разбаловать себя, превратив в ублюдка, считающего, что ему всё дозволено, а вместо этого получил в Германии медицинское образование, после чего уехал на Тибет. И он всё ещё оставался единственным наследником своего отца. «Так что на месте твоей мамы я бы вцепился в Бахрама, как Кракен в корабль, и беспокоился бы скорее о том, как его родители примут Зарифу, потому что, уж извини меня… но они мечтали о невесте совсем из другой семьи».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу