Шон Хэмилл - Космология монстров [litres]

Сколько времени миновало с тех пор, как кто-то смотрел на нее без ужаса и отвращения? Десятилетия? Века? Его любопытство и дружелюбие открывают что-то в ее сердце. Она возвращается к нему снова и снова. Она проводит вечера в атриуме напротив спальни мальчика, копируя картинки из его книг с помощью мела на бетоне. Когда она кладет свою лапу на его руку и они вместе создают свой первый рисунок, она на мгновение теряет себя во вспышке яркого белого света и в ощущении безупречно спокойного потока.

Но лишь только этот момент заканчивается – как ей кажется, слишком рано, – она видит, что они нарисовали вместе: карикатурное подобие Города. И что гораздо важнее – она видит рисунок, бетонный пол и Ноя в полном цвете. Оранжевая дымка исчезла.

И причиной этому стал мальчик. Каким-то образом его присутствие возвращает ей цвета и намекает на другие, более важные вещи, которые с некоторых пор были недоступны ее разуму. Она начинает утверждаться в его жизни, крадет его старшую сестру и уносит ее в Город. Она использует замешательство мальчика для того, чтобы выманить у него приглашение в его комнату. Она спит в его постели, смотрит, как он растет, учит его летать. В свободное время она строит свой маленький домик в черном лесу рядом с Городом, стараясь сделать его похожим на ее последнее человеческое жилище, и в нем она рисует первые грубые картины, пытаясь удержать вновь обретенное цветное зрение.

Она убеждает себя, что Ной – это не более чем ее инструмент или домашнее животное. Но когда она видит, как он дарит Донне Харт «эбеновую нежность» и получает свой первый в жизни поцелуй, ее захлестывает горячая ревность. Возможно, в этот момент она понимает, что цвета, которые он принес в ее мир, являются побочным эффектом чего-то более глубокого, что тихо накапливалось в ней на протяжении многих лет.

Ее переполняет гнев, когда она спасает Ноя от Серого Зверя, и переходит на новый уровень ясности и цвета, когда заново открывает свою человеческую форму, возвращает себе человеческий голос и в первый раз занимается с Ноем любовью. Любовь вырвала ее из темного небытия и наконец подарила ей имя: Лианан.

В течение нескольких лет Лианан рисует и занимается любовью с Ноем. Она скрывает его от Города, хранит свои краски, свой человеческий облик, свое счастье. Но, конечно, такое состояние блаженства не может длиться вечно. Она слишком многое скрывает от своего молодого любовника, игнорирует его многочисленные вопросы. Он становится подозрительным, недоверчивым и в конце концов находит Город самостоятельно. После того как Город увидел его, он начинает требовать его жизнь – так же как требует жизни всех своих посетителей.

Лианан старается защитить Ноя – даже после того, как он ее бросает. Она похищает бесчисленное множество других вместо него в надежде умиротворить своего хозяина – даже когда цвета покидают ее мир и мысли путаются. Она забывает, как обращаться с кистью или натягивать холст. Забывает, как надеть человеческое лицо или улыбку. Город остается непреклонным, и ей все труднее не подчиняться его приказам. В своей последней отчаянной попытке спасти Ноя или позвать его на помощь, она похищает Юнис и Маргарет Тёрнер за одну ночь. Она надеется, что Ной найдет дорогу сюда и спасет всех или что Город насытится хотя бы на некоторое время, заполучив сразу двух новых рабынь.

После похищения она сидит на полу в своем доме, положив голову на лапы, и пытается удержать в памяти образ его лица или буквы его имени. Но все это ускользает. И ускользает она сама.

Но он находит способ вернуться к ней, использует точные правильные слова, чтобы открыть двери между двумя мирами. И когда он приходит, когда его рука опускается на ее плечо, она больше не может хранить секреты. Она хватает его за руку и наконец показывает ему все.

Лавина белого света утихла. Я увидел все, что должен был увидеть. Лианан отпустила мою руку, но я продолжил крепко держать ее за лапу. Затем сел на колени рядом с ней и крепко обнял.

– Я так по тебе скучал, – сказал я.

Она ответила на мои объятия, пронзительно заскулив горловым звуком.

Я погладил ее по спине и почесал за ушами.

– Все в порядке. Теперь я здесь.

Заключив сделку, в первую очередь я пошел к Сидни. Публика уже покинула маленький театр в конце длинного коридора, и музыка больше не звучала. Сидни танцевала одна, без всякой мелодии, ни для кого. Когда я вскарабкался наверх и развязал лианы вокруг ее рук и ног, она рухнула на меня, и мы оба чуть не свалились со сцены. Удержав равновесие, я опустил Сидни на пол и положил ее голову на свои колени. Веки ее затрепетали.