Ирина Родионова - Тьма [litres]

Рисовать он умел с детства. Штрихи ложились быстро и ровно, на светлом листе проступал чей-то оскаленный лик. Согнувшись в три погибели и тяжело дыша, Славик утирал капельки пота с покрасневшего лба и, высунув кончик языка, упрямо рисовал. Он и сам не знал что. Он позволял пустоте завладеть его мыслями и управлять чуть дрожащей бесформенной рукой.

В комнате слышно было, лишь как скрипит о бумагу грифель, как надсадно дышит сам Славик, как на кухне стучит молоточек для мяса. Молоточек.

Славик оторвался от рисунка и глянул на него так, будто впервые видел.

Его родная столешница, на которой синей ручкой были нацарапаны первые наброски: человек без головы, сжатая в кулак рука, ветвистое голое дерево. Рядом замер стаканчик для карандашей, угольный череп с пустыми глазницами. Валяются скрепки, учебник по географии в рыжеватой обложке, полупустая пачка чипсов, обертки от шоколада и кружка с разводами безвкусного чая… И рисунок.

Жуткий рисунок.

– Что ты такое?.. – Собственный голос показался Славику чужим и низким.

С черного наброска на него смотрело что-то неведомое – вроде бы человек, но нет, вовсе не человек… Длинные черные руки лентами струились вниз, обвивались вокруг ног. Сплюснутое лицо торчало сбоку, из него выступал огромный раздувшийся глаз, полный грязной ненависти, а ног у существа было столь много, что они мельтешили паучьими кривыми лапками, выгибаясь в разные стороны. Из тела высовывались темные, поеденные ржавчиной крючья.

Рисунок ухмылялся. Мелкий вымазанный рот улыбался, и от этой улыбки внутри у Славика затеплилось вдруг что-то странное. Надежда?.. Он вглядывался в существо, он парой росчерков подрисовал на крючьях темные капли крови, он окружил раздувшийся глаз ресницами из колючей проволоки… Переломанный человек, израненный и с торчащими железными крючьями, он был готов сражаться.

Славик коснулся рисунка дрожащим пальцем и почувствовал тепло. Нет, не тепло даже. Жар. Колючий, чахоточный жар. Ожог. Приятно.

Повинуясь неведомому чувству, Славик упал на пол, больно ударившись мясистыми коленями о твердый паркет, и пополз к распахнутому портфелю. Руки дрожали, обожженный палец дергало болью, но дневник Славик отыскал очень быстро – черная обложка с нарисованным бледным скелетом в цилиндре. Помнится, Чашечка, едва заприметив этот дневник, как-то удивленно всмотрелась в лицо толстого Славика, но промолчала.

Черт бы с ней. Распахнув дневник, он нашел строчку, нацарапанную кривым торопливым почерком. В классе тогда было шумно: Чашечка попросила всех заполнить первые страницы дневников, занести туда телефоны и адреса одноклассников. Никто не хотел этим заниматься, и крик стоял богатырский.

– На фига? – орал Макс и ритмично хлопал закрытым дневником по парте.

– Чтобы у вас всегда под рукой были адреса и телефоны друзей, – спокойно отвечала Чашечка.

– У меня нет друзей среди этих дебилов! – еще громче орал Макс, и все вокруг считали своим долгом перекричать его вопли и доказать, что он такой же никому не нужный дебил и никто общаться с ним не собирается. Чашечка и сама взрывалась тихим, но все же криком, а Славик безропотно и быстро записал адреса, позабыв об этом в следующий же миг.

Сейчас этот список готов был Славика спасти. Найдя ненавистное «Шмальников Алексей», он запомнил адрес и на четвереньках вернулся к рисунку, с удивительной для его веса грацией забравшись на стул. Повинуясь чему-то шепчущему в его пустом нутре, Славик вывел адрес прямо над уродливым существом, которое наверняка давным-давно было человеком. Поставив жирную точку, он подумал, что чудище на рисунке стало улыбаться еще шире.

Распахнув письменный стол, он пошарил рукой в сложенных для похода вещах, оставшихся с лета: карта, спички, соль и компас… Спички. То, что нужно.

Славик схватил рисунок за край, стараясь не касаться черного наброска пальцами, и подошел к окну. Внутри все тряслось, словно студенистое желе, спичечный коробок чесался в руках.

Скрипнула ручка пластикового окна, впуская в комнату ледяной вьюжный воздух, и Славик вдохнул его полной грудью, позволяя черному месиву наполниться морозным духом. Испуганно вздрогнул фикус на подоконнике, зашелестели страницами учебники, а рисунок в руках дернулся, будто хотел сбежать.

Чиркнула спичка, и рисунок охватило огнем – жадный и красный, он жрал бумагу, съедая лакомые штрихи неведомого чудища, слизывая горячими язычками черный адрес. Славик бросил на рисунок последний взгляд. Ему показалось, что фигура чуть обернулась, а огромный глаз прищурился, выглядывая среди одинаковых серых коробок нужный дом. В ту же секунду пальцы лизнуло огнем, и Славик отпустил свое творение – метель подхватила черный сморщенный листочек и мигом обратила его в прах.