Юлия Лим - Лимб

– Это моя скрипка, с чего бы мне за нее платить? – ответил другой голос, показавшийся Лукавому знакомым.

– Так она тебе не нужна? Отлично. Пацаны, бросайте ее в окно на фиг. – Щелкнула оконная ручка, звуки улицы стали громче.

– Стойте! Ладно… Сколько?

– Полторы тыщи гони.

Лукавый засучил рукава. Настроение испортилось: в туалет не пропустят как свидетеля, а уйти и притвориться, что он ничего не слышал и не видел, он не мог. Дернув дверь, он переступил порог и спросил:

– Четверо на одного? Вы чего, парни? – затем прислонился к дверному косяку, стараясь выглядеть расслабленно. Он рассчитывал на мирный исход, поэтому не проявлял агрессии.

– Тебе какое дело? – огрызнулся накачанный коротышка. Если бы они стояли рядом, он едва бы доставал Лукавому до груди. – Не лезь.

Лукавый огляделся и заметил Костю, держащего в руке купюры. В его взгляде он прочел непонимание и удивление. Затем Лукавый осмотрел других парней: один тощий как шпала, с грязными волосами, другой рыжий, в прыщах и третий совершенно обычный, на какого никогда не подумаешь, что он трясет с кого-то деньги.

– Вообще-то этот чел староста в моем классе. А старост нельзя бить. Они как-никак заслужили место в обществе в отличие от вас, кретинов.

Вся шайка накинулась на Лукавого. Он вцепился в футляр со скрипкой, прижал его к себе и свернулся на полу. Напоследок кто-то обматерил его и оплевал. Посмеиваясь, хулиганы пригрозили старосте увеличением налога и ушли. Костя подошел к Лукавому и склонился, упершись руками в колени.

– Зачем ты влез? – спросил он.

Лукавый сел, ощупал лицо. Ему разбили губу и бровь, а на щеках и под глазом скоро проступят синяки.

– А ты как думаешь? – Он вернул футляр старосте, и тот помог ему встать.

Лукавый подошел к раковине, омыл лицо холодной водой, вытер его бумажными полотенцами.

– Не знаю. Ты псих? – тихо спросил Костя.

– Не люблю, когда давят количеством. Да и платить за собственную скрипку тупо. Я бы дрался насмерть, если бы у меня попытались отнять гитару. Ты должен дать им отпор.

– Ты не знаешь всего, – голос старосты стал резким. – Впредь не лезь в мои дела. Просто пройди мимо.

Костя вышел, а Лукавый посмотрел ему вслед. Раньше он игнорировал чужие проблемы, но в этот раз зов совести оказался сильнее.

– Ты мне еще спасибо скажешь, – пробормотал он, выходя из туалета.

Он поспешно закинул футляр со скрипкой в шкаф и сел за первую парту. Когда в класс зашел Лукавый, Костя устремил взгляд в учебник, изображая безразличие. Впервые по его вине пострадал человек, а он не сделал ничего, чтобы этому помешать. И человек-то какой странный: нажил себе проблем в первый же учебный день. Они только познакомились, между ними не было крепкой дружбы, да и быть не могло. На месте Лукавого он за себя не заступился бы.

После уроков Костя мыл доску: сегодня его очередь дежурить по классу. Он составил стулья на парты, выключил свет в классе, забрал футляр и закрыл дверь на ключ. Отнес его на вахту, попрощался с охранником и вышел.

Солнце жарило в макушку, а сентябрьский ветер, наоборот, подмораживал. Левицкий вспомнил Лукавого в шапке. Хоть в кабинете за урок скапливалась духота, тот так и не снял ее.

Классная руководительница просила, чтобы он приглядывал за Лукавым. Как староста он согласился, но как Костя он не хотел общаться с тем, чье существование напоминало об аварии, о которой он только начал забывать.

Может, поэтому он не вступился за него в туалете? Может, хотел, чтобы новичок сам все понял и больше к нему не лез?

Костя перешел дорогу. На другом светофоре он замешкался и в последний момент побежал по «зебре» на мигающий желтый. Кто-то ему посигналил. Костя замер и, вздрогнув, посмотрел на водителя. Тот размахивал руками и матерился. Левицкий убрался с дороги, остановившись на тротуаре, чтобы отдышаться. Иногда он вздрагивал от резких звуков и старательно избегал любых упоминаний о февральской аварии. Его семья пережила ее, отделавшись царапинами и ушибами.

Завибрировал мобильник. Костя достал его, приложил к уху, содрогнулся: холодный.

– Да?

– Не забудь забрать сестру из кружка, – напомнила мама. Ее голос, как всегда, звучал отстраненно. – И музыкальную школу не вздумай пропускать. Я слышала от твоего учителя, что ты притворялся больным. Твой отец не просто так оплачивает обучение. Это инвестиция в твое будущее.

Она говорила и говорила, а Костя брел по улице, пиная осенние листья. Его будущее на самом деле не заботило родителей. Они хотели хвастаться перед всеми, что их сын – знаменитый скрипач, собирающий огромные концертные залы, и не хотели слышать ничего, что могло бы разрушить их идеальный миф.