Эдвард Ли - Поиски Секса, Истины и Реальности

Смит вздрогнул, прекратив созерцать. Что может быть более реальным, чем все это? Но должно же быть что-то . Призрак бродил вокруг, он чувствовал это. Казалось, он просматривал книжную полку, полную его работ. Потом она зашипела на него и исчезла.

Солнце показалось ему ударом лезвия по лицу, когда гостья увлекла его обратно на улицу. Он сморщивался. Когда он поднимался по каменным ступеням, ему пришло в голову, что это был первый раз, когда он вошел в церковь с тех пор, как стал писателем.

Старый священник прохромал к алтарю, его лысая голова была похожа на блестящий шар из теста. Он начал менять фронтоны на алтаре.

— Прошу прощения, сэр… ээ…отец, — отвлек его Смит.

— Да?

— Что реально?

Священник выпрямился, разодетый силуэт перед витражом. Он не сомневался и даже не останавливался перед неясностью вопроса Смита. Он сразу же ответил:

— Господь, Христос, Царствие Небесное.

— Но откуда Вы это знаете?

Вежливое лицо священника улыбнулось. Он поднял свою Библию.

Смит поблагодарил его и вышел. Он чувствовал себя брошенным, не столько Богом, сколько самим собой. Приговор не был доказательством. Вера не подтверждала реальность . Затем он взял «желтое такси» до университета, где от постоянного солнечного света все выглядело хрупким и фальшивым. Внутри прохладная темнота и кафельный блеск повели его вниз по коридору. ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ. Смит без предупреждения зашел в первый же кабинет. Человек, который выглядел как старик, выглянул из-за загроможденного промышленного серого металлического стола.

— Могу я… Вам чем-нибудь помочь?

Смит понимал, как он, должно быть, выглядит — изможденный, истощенный бродяга.

— Простите мне мою внешность… но трудно выглядеть хорошо, когда умираешь от метастатической массы больших клеток.

У него нет времени на сложные объяснения, ни на душевность.

— У меня есть вопрос, на который может ответить только философ. Вопрос в следующем: что реально?

Профессор зажег трубку с рельефно выгравированным лицом на чаше. Его глаза выглядели крошечными под большими, пушистыми серыми бровями.

— Это довольно универсальный вопрос, не так ли? Хочешь услышать мое мнение?

В окне кампус пустовал в солнечном свете.

— Да, — сказал Смит после паузы.

Именно тогда он заметил призрака. Эфирного сопровождающего. Он стоял снаружи и смотрел на него.

— Да, да, — сказал он. — Я был бы очень признателен за Ваше мнение.

— Ах, что такое реальность? — Дым от трубки размазал состарившееся лицо профессора. — Думаю, прежде всего, первоначальные принципы концессионного нигилизма. Истина есть реальность, и нет объективной основы для истины. Возьмем, к примеру, математику, которая существует только потому, что пространство и время являются формами интуиции; все материальные качества являются только внешними проявлениями, возникающими из «monadistic nexi» . Видишь? То, что реально, может быть найдено только в нематериальном разуме; следовательно, это — солипсистское учение. Другими словами, человеческое «Я» — это единственное, что может быть известно и, следовательно, проверено. Довольно противоречиво, так как жизнь — это явно материальное, или физико-химическое, взаимодействие. Бытие и реальность находятся не в объектах знания, а в чем-то доступном только свободному и полному «Я». Судьба человека — это борьба за власть, или, в вашем случае, за ответы. Я имею в виду, что реальность никогда не проявится в нашем ограниченном разуме, но в генетическом эмпиризме за пределами целого — вполне. Говоря более ясно, и я думаю, что сейчас это должно быть очевидно, реальность — это последовательность суждений в соответствии с другими суждениями, которые в конечном счете вписываются в единую абсолютную систему.

Смит пытался не закатить глаза. Он поблагодарил профессора за потраченное время и ушел, думая: Что за кусок дерьма .

Так что, это была не истина, и это был не дух. Смит закурил сигарету, задумчиво наблюдая за дымом. Любовь? предположил он. Была ли любовь настоящей? Сделала ли любовь что-то реальным? Он ничего не знал. Он был слишком занят, чтобы когда-нибудь узнать.

Это были просто субъективности, пытающиеся быть конкретными, что было невозможно. Тогда красота? Он откинулся назад. Хммм . Сделала ли красота — истинная субъективность — что-то реальным? Внезапно Смит почувствовал оживление от азарта. Его почки продолжали пульсировать, а легкое ощущалось кровоточащим сгустком. Но догадка придала ему сил.