Эдвард Ли - Ужас Иннсвича

Мэри сделала всё, что могла, чтобы сдержать рыдания, когда мы вышли в ночь. Лавкрафт ничего не сказал в знак прощания; он просто бросил последний взгляд на мальчика в моих объятиях, а затем тихо закрыл дверь за нами.

Я посадил пассажиров рядом с водительским сиденьем, но был остановлен внезапным и очень испуганным голосом Мэри:

— Фостер! Что ты делаешь? Куда ты идешь?

— Только… на минуту, — сказал я ей, а затем это принуждение заставило меня вернуться к дому.

К заднему окну…

Мне пришлось прислониться, потому что днём я только мельком увидел отчима Мэри. Мои глаза были вплотную у грязного стекла, когда внутренняя дверь открылась и в комнату вошёл Лавкрафт со свечой в руке. Именно тогда я разглядел отчима Мэри в деталях…

Тварь лежала боком на полу, дыша со звуком, похожим на пузырьки, выдуваемые под водой. Когда он заметил присутствие Лавкрафта, голова, которая выглядела раздавленной, вздрогнула. Мэри сказала, что её отчим полностью изменился, но я увидел, что метаморфоза ещё не была полностью завершена. Один глаз был похож на лягушачий, потому что он торчал из выпуклого гнезда с блестящей черно-зеленой окраской; однако его другой глаз оказался гораздо более человеческим, и слияние этих противоположностей только усилило гротескность этого живого результата размножения между двумя разными видами. Два отверстия на том, что когда-то было лицом, функционировали как нос; трещины, которые могли быть только жабрами, пульсировали на его горле, а кожа казалась странным сочетанием кожи жабы и человека.

Затем широкий край пасти существа резко открылся и…

сссссссснап!!!

…выстрелил болезненно розовым шнуром, который был ничем иным, как языком. Я тут же вспомнил подробности того, что видел в это окно днем, где та же деформированная и бесформенная фигура, которую Уолтер называл «дедушкой», орудовала такой же «веревкой», которую я тогда принял за хлыст. Но теперь я увидел, что это был совсем не кнут; это было узкое, но с тяжелыми прожилками щупальце, изобилующее мелкими присосками, которые пульсировали под отвратительным блеском. Ужасный бескостный придаток был ловко пойман запястьем Лавкрафта, после чего он отрезал щупальце ножом.

Его боль была очевидна, когда руки, лишь отдаленно напоминавшие человеческие, протестующе взметнулись. Покосившаяся голова вздрогнула, огромный рот с ободком приоткрылся, чтобы издать вопль, который мог родиться только в аду: свист, похожий на чайный чайник, переплетенный с мокрым, брызгающим слюной криком, который я слышал ранее. Когда он попытался подняться на суставах, которые изгибались назад, Лавкрафт более уверенно вышел вперед со своим ножом для разделки мяса…

Я побежал прочь, будучи не в силах больше выносить эту мрачную казнь. Когда громкость крика Скрещённого выросла в четыре раза, я понял, что мрачная задача была выполнена.

Взволнованный, я завёл старую машину и тронулся с места. Из выхлопной трубы порывисто вырывался дым, скрипели колодки, но теперь грузовик нёсся вниз по дороге от ужасного дома, в который Мэри больше никогда не вернётся.

Дорога на юг казалась самым прямым и ровным участком дороги, по которому я когда-либо ездил, её первая четверть мили была чудесным образом чиста. Однако за поворотом…

Мы с Мэри закричали в унисон.

Это была настоящая баррикада из живых монстров, которая перекрывала нам проезд. Пятьдесят? Сто? Вычисление не имело значения. Свет фар выхватывал лишь малую часть творившегося хаоса за пределами автомобиля: зеленоватые блестящие кожи, покрытые коричневыми жабьими шишками, глаза, как шары из чёрного стекла, торчащие из сжатых беззухих голов. Хотя все они стояли вертикально, всё же в их быстрых и агрессивных движениях не было ничего человеческого. Свисающие ужасающие гениталии сказали мне, что почти все особи были мужского пола. Их рост колебался от пяти до семи футов, хотя даже в вертикальном положении большинство из них были полусогнуты, так что одному Богу был известен их истинный рост. Осмелился бы я рвануть вперёд в попытке разбросать и переехать их? Скажу вам, если бы я был один, то непременно бы так и сделал, но с Мэри и её детьми на моём попечении, я не мог так рисковать.

Зрелище застыло, усиливая ужас того, что мы увидели. Масса живых мерзостей стояла там, напрягаясь на связках мышц, и когда двигатель заревел, все они отшатнулись назад, подняли головы вверх, а затем, словно по телекинетической команде, их отвратительные обведенные ободками рты открылись одновременно, и они начали кричать.