Лин Яровой - Зазеркалье

— Вечно от вас, женщин, одни неприятности.

— Так-так… — Лида цыкнула языком. — Пожалуй, отдам тебя феминисткам за такие фразы.

Я поднял ладони, признавая ошибку.

— Вот только давай без угроз.

— Извиняйся.

— Лида…

— Я говорю, извиняйся. Иначе напишу предсмертную записку, что это ты меня довёл.

— Хорошо-хорошо. Извините, уважаемая жена.

Лида ухмыльнулась.

— Извинения приняты.

— У тебя случайно родственников с Кавказа нет?

— Мой двоюродный дедушка был осетином.

— Оно и видно. Замашки дедушкины.

Я сказал это, и вдруг мне стало стыдно. Шевельнулось чувство вины, когда я понял, что только теперь — спустя двенадцать лет брака — впервые узнаю о дальних родственниках жены. «Она скоро умрёт, а мы ещё не рассказали друг другу столько вещей. Сколько времени было… Сколько часов мы могли провести за разговорами вместо того чтобы ссориться по мелочам».

Я постарался собраться с духом, понимая, что если позволю теперь сожалениям взять верх, то лишь испорчу момент. «Не ной, — приказал себе. — И не сдавайся. Мы ещё поборемся с ведьмой из зеркала».

— Так вот, возвращаясь к теме, — продолжила Лида. — Насчёт путешествия между мирами.

— Слушаю внимательно.

Лида не заметила моей перемены настроения. Либо сделала вид, что не заметила. Она смотрела всё с той же хитринкой во взгляде и рассказывала свою историю:

— У моей бабушки были очки. Толстые такие, несуразные.

— Помню, — кивнул я. — Видел на фотографии.

— Каждый раз, когда бабушка начинала лечить, она снимала их и убирала в сторону. Раньше я думала, что она делает это потому, что её взгляд обладает силой. Как в том фильме помнишь? Про мутантов.

— Люди Икс что ли?

— Ага. Там был такой красавчик, который лазером из глаз стрелял.

— Его звали Циклоп.

— Он самый. Он вечно носил очки, чтобы кого-нибудь случайно взглядом не убить. Вот примерно так я себе представляла бабушку.

— Бабушка — мутант. Дедушка — кавказец. Опасная у тебя родня.

— Говоришь так, будто только сегодня об этом узнал. Ну а если серьёзно… Дело, конечно, не в самом взгляде. А в том, как бабушка видела мир. Видишь ли, в чём соль. Самое трудное — это научиться переходить из одного состояния в другое. И остаться при этом — «нормальным». То есть иметь возможность вернуться.

— Чёрт… Ты опять меня запутала.

— Я в том смысле, что нужен якорь… Не понимаешь?

— Не-а.

Лида тяжело выдохнула. Затем сказала:

— Ну ладно. Объясню проще. Помнишь, когда мы до свадьбы снимали квартиру, у нас был старенький телевизор, который показывал только два канала? И на втором канале вечно были помехи…

Она не договорила. Потому что на журнальном столике вдруг сама собой заиграла шкатулка. Мы с Лидой переглянулись.

— Это мне тоже мерещится? — спросил я.

— Не тебе одному.

Моторчик крутился. Симфония Бетховена звенела в тишине, словно из другого мира. Переливалась серебром звуков.

— Ты подводила?

— Нет.

— Я тоже нет.

Шкатулка доиграла до середины. Как раз до того момента, когда партия становится быстрее, — и вдруг замолкла. А затем начала играть снова. С первой ноты. Словно кто-то остановил механизм и подкрутил его обратно в начало.

Лида вскочила, подбежала к журнальному столику. Захлопнула крышку. Затем посмотрела в лакированное дерево и, закричав, отбросила от себя шкатулку.

— Прочь! Прочь!!!

Лида отшагнула и упала на диван, размахивая руками. Она судорожно водила по волосам, словно снимала с них паутину. Отряхивала одежду от невидимой грязи.

Я подбежал.

— Прочь! Я сказала, прочь!!!

— Лида! Это я!

Она с размаху зарядила мне ладонью в лицо. Попала обручальным кольцом по скуле. Морщась от боли, я попытался схватить жену за руки, но это оказалось не так-то просто. Глаза Лиды были выпучены, рот перекошен. Она не видела меня.

— Лида, это я! Андрей!

Наконец мне удалось скрутить её и придавить телом к дивану. Ещё пару секунд она дергалась, пытаясь меня скинуть, а затем вдруг затихла. Её спина задрожала. Я понял, что Лида вновь плачет.

— Не смотри туда, не смотри, — начал я шептать ей на ухо. — Ты не умрёшь. Вот увидишь, мы что-нибудь обязательно придумаем. В этот раз она не победит. Отстоим тебя. Слышишь, милая? Мы тебя вытащим.

Лида не отвечала, а просто всхлипывала, уткнувшись лицом в диван. Я прижимал её к себе и мысленно просил помощи. Сам не знал у кого. Возможно, в тот момент я говорил с миром. С его невидимой и вездесущей силой, что дрожала в воздухе — в каждой подсвеченной солнцем пылинке. Неожиданно для себя я почувствовал, как вибрация мира пронизывает меня снизу вверх. Как свет поднимается от поясницы к плечам. Тогда я понял, что говорю с силой, которую люди называют Богом.