Максим закончил диктовать Орне обращение, которое должно было выйти в эфир во время дьявольской атаки, и в нем подробно рассказывалось о том, кто, как и с какими целями ее устроил, и перевел дух.
– Пусть все идет как решили, а там посмотрим, шо до чого, может кто и вмешается, – сказал Максим, глядя прямо в глаза Солохе, которая молча наклонила голову, и среди конотопских ведьм прошелестел ветерок одобрения. Они вдруг поняли, что их никто не оставит в беде.
Вот и все, и тема закрыта. А дорогу героям всегда освещают молнии.
Киев в этот судьбоносный день уже никто не закрывал. У Треугольника, потерявшего всяческое уважение добрых людей за месяц противостояния с Казацкой республикой, уже не было реальной силы. В бывшем Великом городе чувствовалось небывалое напряжение, и было видно, что власти совершенно растеряны. Когда без приключений по проселочной дороге кортеж Сотника прибыл на Майдан в начале восьмого, на нем и Крещатике уже находились десятки тысяч людей. В Киеве и по всем городам великолепной Украины стояли очереди к палаткам голосования, и всюду царило праздничное оживление и ожидание чуда. На Майдане у сцены красовались бочка с дегтем и большой мешок с перьями, и уже два провокатора Треугольника, за пятьсот гривен в день пытавшиеся мешать народному волеизъявлению, были, как это водится у добрых людей, вываляны голыми в черно-белый цвет с ног до головы, и на это в прямом эфире смотрела вся страна. Миллионы людей выражали свое отношение к Треугольнику словами «Банду – геть!», и это было прекрасно как никогда.
Все бывшее руководство страны во главе с президентом, спикером СВР и председателем Кабмина собралось в здании под куполом на улице Грушевского под защитой личной охраны, иностранных наемников и хохлиных титушек, продажных, как оно само. Бывшие сидели тихо, как мыши, сожравшие хозяйский сыр, и их никто не трогал. Пока. Днем 14 апреля 2016 года в Киеве и во всей Украине никакого двоевластия не было и в помине. Сотник с побратимами был везде и всюду, и казацкие курени уже охраняли Госбанк, Гохран и все что следовало.
К четырем часам дня десятки миллионов человек выступили за отставку прогнившего Треугольника, и это было восемьдесят пять процентов от общего числа проголосовавших. Богдан Бульба поставил на хозяйство в опустевших Администрации президента и Кабинете Министров своих побратимов и вернулся на Майдан, где его ждал миллион украинцев.
Сотник вышел на сцену у памятника Родины-матери и под рев Украины, перекатывавшийся от Одессы, Ужгорода и Луцка до Сум и Чернигова волнами высотой в дом, объявил, что антинародная власть низложена. До учредительного Собрания, которое состоится 14 мая, высшую власть в стране временно берет Казацкая республика и ее командир Богдан Бульба. На Собрании депутаты от всех регионов страны решат, каким будет новое государственное устройство – президент во главе Высшего Совета из двадцати пяти членов от всех областей, или парламент, позорный образец коррупции.
Сотник объявил, что все, кто попытаются саботировать, поднимать цены, устраивать дефицит продуктов, будут стерты в порошок. Что касается переговоров с бывшими, то они невозможны в принципе, ибо они подлы, лживы, вероломны, не держат слово и уже четверть столетия являются позором Украины.
Под рев народа Богдан заявил, что все, кто попытаются устроить контрреволюцию, хаос и анархию, пусть молятся, гады, но помнят, что бог негодяям не помогает.
«Это было жуткое змеиное гнездо, набитое отборной дрянью и превращавшее в дрянь все, до чего доставало». Глядя на здание Самой Верхней Рады, куда от Майдана триумфально перешел миллион людей во главе с Сотником, Максим сразу вспомнил Стругацких. Все самое мерзкое, что было на Украине, вечером 14 апреля собралось здесь, над днепровским оврагом, и никуда уходить не собиралось, а просто висело на народной шее гроздьями, как клещи на собаке, охотившейся в весеннем лесу.
Улицы, городской сад, Мариинский парк были запружены народом. Через амбразуры баррикад вокруг СВР выглядывали пулеметные стволы, и лезть на них Сотник не собирался. По улице Шовковична подошли семь боевых машин десанта, с гладкоствольными орудиями, хищно смотревшими на пулеметы наемников, уважительно пропущенные народом, и встали по периметру змеиного гнезда.
В прямом эфире Сотник объявил, что все бывшие должны покинуть Самую Верхнюю Раду до восемнадцати часов. Рассчитывать на это, конечно, не стоило, но и оставлять Треугольник в блокаде было не солидно для везучего любимца судьбы и народного героя. Расстрел баррикад и прорыв казаков в Раду были совсем ни к чему, ибо с самого начала противостояния на Богдане Бульбе не было и капли крови. Это было одним из важнейших условий победы белого, незапятнанного, над черным, грязным и зловонным. Бывшие подведут свою пехоту под пули, потом сдадутся под запись и все годы бесконечных судов будут гадить Казацкой республике из всех своих информационных дыр, обвиняя ее во всех смертных грехах. Подобное завершение государственной дуэли было неприемлемо, как в таких случаях говорила сверхтолерантная Европа. В ответ Богдан Хмельницкий отвечал: «Ну что же, не можем дать в ухо – дадим за ухо!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу