Александр Андреев - Переведи меня через Майдан

Посмотрев на огни Одессы, хранители решили не искать кавуна на гарбузовом поле. Выгрузиться с хондой здесь и сейчас означало сунуть голову в львиную пасть. Менять машину и гримироваться хранители, свободные люди на родной земле, не собирались, как и бегать зайцами по полям от собак Треугольника. Репутация, заработанная годами, значила для Максима очень много, и возвращаться в Переяслав, даже рискуя тремя великими тайнами, следовало достойно. Орна составляла с Максимом одно целое, Олесю могли взять в заложники где угодно, кроме Переяслава, и в Хонде у нее было самое безопасное место, а Диоген радовался возможности людей посмотреть и себя показать.

Элегантно развернувшись, «Альба» пошла назад искать место для безопасной высадки. Пройдя мимо ильичевского порта мористее, корабль придвинулся ближе к берегу и пошел вдоль его на юг. Каролино-Бугаз. Слишком близко к Одессе, и спокойно ее не объехать. Затока. Железнодорожная станция у воды, в которой жизнь не затихает даже ночью. Да и потом что – прямиком на засаду? Хранители думали, что делать, и судьба с удовольствием пошла им навстречу, коварно улыбаясь. У Курортного Орна, слушавшая эфир своим волшебным смартфоном, а за ней – капитан, вдруг сказали, что их запеленговали и ведут техническими средствами. Подобная техника в округе была только на Татарбунарском посту, но с чего бы пограничникам было интересоваться маленьким корабликом в каботажном плавании? На воде не происходило ничего необычного, судов этой мартовской ночью было совсем немного, контрабандные потоки все были под контролем, и подобное внимание берега для «Альбы» не предвещало ничего хорошего. Уносить ноги от Одессы следовало как можно быстрее, и только потом проверять, вели их люди Треугольника или просто черт знает кто.

А вот куда эти ноги уносить – назад в Констанцу, вперед в Одессу и выше, или куда Макар телят не гонял – решать надо было здесь и сейчас. Этой волшебной ночью на море многое может случиться, например, по «Альбе-Регии» выстрелят из гранатомета, и хорошо, если только один раз. Максим посмотрел на своих прекрасных панн и внутренне поежился, напомнив себе, что они, как и корабль, находятся, несмотря ни на что, в зоне его ответственности. Хранители должны были не попасть в плен и доставить волшебный рушник с тайнами в Диканьку, сделав это без риска для жизни. «По возможности», – подумал Максим и заставил себя сосредоточиться. Чувство опасения не за себя помогло это сделать.

Максим вспомнил Лебедевку, с ее величественным обрывом у моря, где три года назад во время работы в Измаильском архиве провел несколько чудесных летних дней, и до которой ходу оставалось всего несколько минут. Историк смотрел, как волновалась его румынка, глядя, какая на него объявлена охота, и ему это совсем не нравилось. Его, к счастью, ловили по шаблону, облавой, и этого было явно недостаточно. Историк вспомнил, как сто пятьдесят лет назад после убийства в Одессе генерального прокурора Российской империи, казнившего знаменитого народовольца Степана Халтурина, взорвавшего Зимний дворец, его соратница и организатор покушения Вера Фигнер, обложенная как волк на псарне, не сунулась, конечно, на перекрытые выезды из города, а спокойно покинула его через катакомбы и чистое поле, пройдя ночью двадцать тяжелых верст. «Чем черт не шутит», – подумал Максим, напомнил себе, что каждый умник может найти своего дурня, погладил сидевшего рядом Диогена, имевшего больше половины своего немалого роста, и с улыбкой сказал Олесе и Орне:

– Возвращаться домой можно по земле, воздуху и воде. Первые два способа невозможны, остается третий. И нэхай у цих хлопьят, шо за нами дывляться, очи повылазять, наче курячи яйця.

Историк подошел к капитану, стоявшему на том месте, где когда-то у судов был штурвал, и сказал ему несколько фраз. Шкипер, обветренный как скалы, улыбнулся и кивнул головой. «Альба-Регия», миновав спящую Николаевку, прижалась к берегу, у Лебедевки сделала вид, что готовит высадку, и, подождав, когда над ней навис двенадцатиметровый песчаный обрыв, быстро набрала свои тридцать пять узлов. У грязевого источника на узенькой косе, корабль, вздыбив за кормой бурун в половину Черного моря, резко повернул направо и выключил двигатель с ходовыми огнями. Береженого бог бережет, до оживленного всегда международного морского пути Стамбул-Одесса оставалось всего две морские мили, и спрятаться там их кораблику ничего не стоило.