Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

Совместный выезд на природу можно было считать почти свиданием, решил Юсиф. И вздумал почему-то рассказать про своего друга.

Рейхан была поглощена прерывистым бегом пейзажа за окном такси, и трагическая история какого-то простофили, которого умудрился кинуть на огромную сумму спонсор, мало её заинтересовала.

– Ну пусть обратится ко мне, я сделаю так, что этот вор сам приползёт к нему на животе, кем бы он ни был, – лениво посоветовала она, давая понять бесполезность дальнейшего обсуждения. Банальные денежные катаклизмы нагоняли на неё скуку, то ли дело любовные коллизии, истории о ревности и мести, о тайных плодах запретной любви и проклятьях до седьмого колена…

Юсиф подумал, что и правда надо бы организовать их встречу, по наивности полагая, что это безопасно, ведь мужчина с финансовыми трудностями вселенского масштаба ни одну женщину не заинтересует.

Горы Хызы были вовсе не горами, на вкус Рейхан, а круто изгибающимися холмами, наводившими на мысли о блинных тортах. Чем дальше они продвигались на северо-запад, тем более слоистыми, красочными и нездешними становились холмы. О присутствии в этих краях человека свидетельствовала лишь свежая дорога с несколько замусоренными обочинами. Рейхан не знала, что ищет, поэтому просто дождалась самого красивого холма и велела Юсифу остановиться.

Здесь, в предгорьях, мягко светило солнце, последним усилием согревая перед холодами небольшие клочки травы, сумевшие выжить на глинистой почве. Склонившись над красной растрескавшейся землёй, Рейхан искала обещанные интернетом залежи «чёртовых пальцев», как называют окаменевшие раковины белемнитов. От нечего делать и под воздействием туманного желания выслужиться Юсиф, приняв форму буквы Г, следовал за ней, высматривая неизвестно что.

Белемниты нашлись чуть дальше от дороги; целые россыпи их ростров, похожих на бронебойные пули, прощальный привет из мезозоя, и Рейхан слегка вздрогнула, представив себе, что десятки миллионов лет назад эту самую сушу покрывали тёмные глубины Моря. Перед ней словно прошли в параде смерти все существовавшие когда-то, а затем отправленные природой или человеком в нирвану виды жизненных форм – от трилобитов до стеллеровой коровы, огромные призрачные толпы существ, облик которых невозможно даже вообразить, пока их не увидишь. История мира развернулась перед Рейхан во всём своём ужасающем величии, и она, собирая останки вымерших моллюсков, чувствовала себя маленьким мародёром в исполинской гробнице.

Это оказалось захватывающим занятием, как и любое собирательство всего, что свободно лежит на земле или произрастает на ней и никому не принадлежит, и невозможно было остановиться. Сначала Рейхан поднимала все раковины, которые ложились ей в руки, затем, когда их стало слишком много, пришлось выбирать лишь самые крупные, те, у которых отсутствовали изъяны – из этих экземпляров она потом сделает украшения-обереги, оплетёт их серебряной проволокой, подвесит на кожаные шнурки, и они будут верно охранять своих владельцев от мелкого зла и ожесточённой усталости рабочих будней. Обломки пойдут на косметику и лечебные мази.

Всё выше уходила Рейхан по дну океана Тетиса, не оглядываясь на Юсифа – тот усердно собирал белемнитов, разглядывая их с изумлением, как дикарь – стеклянные бусы. Воздух вокруг Рейхан слегка дрожал, хотя никто не заметил бы этого – она пыталась отыскать хотя бы какие-то следы пребывания здесь людей, словно её тело было магнитной стрелкой, но полюса пропали, Рейхан потерялась и теперь испытывала страх и немного стыд за свою беспомощность.

Телефон в её сумке робко напомнил о себе сигналом, и она с облегчением откликнулась на этот зов, потому что это позволило ей отвлечься. Не дождавшись известий от увлечённой своими делами Рейхан, Жаля сама написала ей. Дела шли совсем скверно: на свадьбе Жалин муж, когда она набралась смелости тихо попросить его не пить слишком много, рассвирепел и заявил ей, что она «чушка отсталая», а ему нужна «раскрепощённая западная женщина», которая будет пить наравне с ним, и что надо было ему не поддаваться родительскому шантажу и не жениться. Бедняжка нашла утешение в телефоне и теперь слёзно умоляла Рейхан поторопиться, чем заставила её здорово понервничать, тем более, что сообщения на русском языке Жаля писала исключительно латиницей, что вкупе с её общей безграмотностью и нервными опечатками сильно затрудняло чтение. Рейхан пришлось проявить изворотливость настоящего политика, чтобы скрыть от клиентки неприглядную правду: она была убеждена, что помочь Жале может только пересадка головного мозга, либо ей, либо её мужу. Последний, будучи продуктом воспитания своей семьи и среды, в которой рос, понятия не имел о внутренней свободе, а потому, пожив некоторое время среди людей иного склада, в невежестве своём начал путать свободу с развратом и считать себя приверженцем совершенно другой системы ценностей, на самом деле оставаясь прежним. Жаля прислала целый отряд рыдающих смайликов, и Рейхан, вопреки своему ожиданию, расчувствовалась. К тому же она представила себе, что в окружении Жали наверняка обретается ещё немало несчастных поспешивших с замужеством женщин, которым та могла бы порекомендовать её услуги в случае успеха… Рейхан расстелила на глине толстый шарф, похожий на плед, элегантно уселась на него и достала из сумки термос с кофе. Болтавшийся неподалёку таксист, который, она была уверена, мечтал видеть её хозяйкой в своём доме, вызывал опасения – он мог решить, что Рейхан присела отдохнуть или, чего доброго, что она собирается поделиться с ним кофе. Прежде, чем Юсиф успел заметить её за складкой горы, Рейхан мысленно окутала себя защитными рунами, сделавшими её условно невидимой – когда бы таксист ни посмотрел в её сторону, фигура Рейхан проваливалась в слепое пятно его глаза.