Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

Он сидит в центре плота, одной рукой боязливо вцепившись в шкуру, а второй выгребает воду, затекающую на плот.

– Оставь ты это дело, – добродушно советует Рейхан. – Лучше встань и посмотри, какая красота. Мы на вершине огромной волны, несёмся прямо в объятия мира.

– Больше миру не обмануть меня. Он раскрывает свои объятия только для того, чтобы пнуть меня посильнее.

– Значит, это то, чего ты хочешь. – Рейхан так стремилась увидеть его снова, но теперь, когда её желание исполняется, она поворачивается к нему спиной, оставив на расправу страху. Может быть, она и спасёт его… потом, когда он достаточно намучается, и тогда его благодарность будет безмерной.

– Я ничего такого не хочу! Я хочу только покоя.

– Обычно люди хотят счастья.

– Этого у меня уже не будет. Когда умерла мама, в мире словно образовалась дыра, в которую вытекает всё счастье.

– Красивое определение.

– Я не знаю, сам я его придумал или где-то прочитал.

– Сколько тебе было лет?

– Десять.

Рейхан смотрит на него с негодованием.

– Извини, но у тебя было никак не меньше четверти века, чтобы залатать дыру.

– Я пытался. Только в неё постоянно кто-то пролезал.

Рейхан позволяет лёгкому смешку вырваться из груди, но сразу жалеет об этом, и впервые касается его – он холодный, как лягушка, и конечности у него такие же тонкие и длинные.

– Принц-лягушонок, – говорит Рейхан, гладя его по щеке, ближе к шее, и эта ласка – чайный цветок, не погружённый в горячую воду, ей не суждено перерасти в нечто большее. Он смеётся и мотает головой, ему щекотно.

Плот на гребне волны, словно гальюнная фигура корабля, мчится к берегу так быстро, что от встречного ветра волосы Рейхан поднимаются параллельно земле и реют огненным флагом, и сила волны, обрушившейся на странные голубые дома и высокие деревья, – это сила Рейхан, и восторг бурлящей воды – её восторг. Она ныряет в прохладу и вдыхает носом, чувствуя, как вода омывает изнутри её лёгкие, насыщая их кислородом – человек не может знать этого ощущения, но, возможно, иногда просыпается память о тех временах, когда наши предки ещё жили в океане, лишь изредка осторожно ступая на неизведанную территорию суши. А он падает с плота и тонет. Рейхан наблюдает за тем, как смешно взмахивает он своими руками, пытаясь удержаться на поверхности.

– Лягушонок, – говорит она, – а совсем не умеет плавать.

19 октября

Кот, на всю ночь предоставленный сам себе, здорово обиделся. Возможно, он решил, что в этих краях закончилась еда, и его большая, лысая и несуразная мама-кошка ушла туда, где водится добыча, а его оставила, посчитав слабым и недостойным кормления. Как бывает всегда после возвращения из незнакомых мест, дом казался немножко чужим и странным. У Рейхан оставалась пара часов на сон перед приходом Ясмин. «Может быть, стоит отменить, – подумала она. – Позвонить и сказать, чтобы не приходила». Но усталость позволила легкомыслию одержать верх, да и было интересно узнать, почувствовала ли Ясмин что-нибудь необычное прошедшей ночью. И Рейхан завалилась спать. Тяжёлое одеяло придавило её к кровати покрепче любого чемпиона по греко-римской борьбе, надувшийся кот прижался сбоку, и через пять минут мир исчез.

В своё обычное время Ясмин начала осаждать дверь. Хозяйка, перепуганная резким пробуждением, побежала открывать, спросонья двигаясь зигзагами, словно уклоняясь от летящих в спину стрел.

– Я уже подумала, ты там заснула, – укоризненно произнесла Ясмин, пытаясь пролезть во двор мимо шатающейся Рейхан.

– Ну, я действительно спала.

Ясмин издала возглас досады.

– Что такое, заболела, что ли?

– Нет, просто так получилось, что всю ночь не спала.

– Ага, – Ясмин задумчиво осмотрела Рейхан и её домик, пытаясь распознать признаки присутствия мужчины, вот только ворсистая пижама с енотом, надетая на подозреваемую, как-то не подкрепляла версию.